«К открытию кампании 1759 года качество прусской армии было уже не то, что в предыдущие годы. Много погибло боевых генералов и офицеров, старых, испытанных солдат. В ряды приходилось ставить пленных и перебежчиков наравне с необученными рекрутами».
До сих пор Фридрих вел войну наступательную. Он держался правила «не давать неприятелю опомниться и предупреждать его действия». Все предыдущие кампании открывались наступательными действиями пруссаков. Теперь, когда силы Фридриха были значительно истощены, а энергия врагов от его упорства усилилась, он решил принять систему оборонительную и, защищая свои земли, уничтожать замыслы противников. Поэтому до самого лета мы видим его в бездействии: спокойно выжидал он решительных предприятий со стороны Австрии и России.
В 1759 году, как и в предшествовавшем, кампания была открыта герцогом Фердинандом Брауншвейгским. Французы, предводительствуемые Субизом, еще зимой овладели предательски Франкфуртом-на-Майне, несмотря на то что этот город принадлежал имперскому союзу и, следовательно, должен был оставаться неприкосновенным. Обладание Франкфуртом и Везелем открыло французам сообщение с имперской и австрийской армиями и, сверх того, обеспечивало подвоз провианта и полевых припасов из главного лагеря Контада. Фердинанд должен был употребить все усилия, чтобы отнять у них этот важный пункт. Со своей армией, усиленной английскими войсками (всего около 30–40 тысяч человек), он перешел в наступление в направлении Мюнстера, Падерборна и Касселя с целью выбить врага как из Франкфурта, так и из Везеля, которые стали главными базами французов.
13 апреля при Бергене, близ Франкфурта, произошла битва; но французы, у которых главное начальство вместо Субиза принял герцог де Брольи, крепко держались на своей позиции. Фердинанд вынужден был отступить к реке Везер. Тогда обе французские армии вошли опять в Германию, быстро овладели Касселем, Мюнстером и Минденом и захватили мосты через Везер, заняв отличные позиции для дальнейшего наступления. Но тут Фердинанд остановил их успехи. В первый день августа под Минденом, имея в своем распоряжении 42 500 прусских, ганноверских и английских солдат, он встретился с 60-тысячной армией маршала маркиза Луи де Контада.
Битва протекала с переменным успехом: вначале Фердинанд провел демонстрацию против правого фланга французов. Контад перешел в атаку, чтобы нанести врагу решительный удар, однако Фердинанд неожиданно контратаковал его восемью «фоларовыми» колоннами. Две английские и одна ганноверская пехотные бригады пошли в атаку на французскую кавалерию, которая находилась в центре позиций Контада под прикрытием артиллерии. Французская конница, в свою очередь, атаковала англичан, которые свернулись в каре и отбили все удары ружейным огнем, после чего пошли в штыки на французскую пехоту и лобовой атакой прорвали центр первой линии (из 4,5 тысяч британцев, участвовавших в сражении, погиб каждый третий).
В это же время в тыл французам вышел 10-тысячный корпус ганноверцев. Фердинанд понял, что битва выиграна и приказал пяти резервным полкам английской кавалерии атаковать врага и завершить его разгром. Однако командовавший конницей генерал-лейтенант лорд Джордж Сэквилл (как впоследствии выяснилось, подкупленный французским правительством) трижды отказался выполнить приказ и пойти в атаку. Если бы не измена Сэквилла, вся французская армия погибла бы непременно. Французы, разбитые и дезорганизованные, сумели избежать полного разгрома и отступили в порядке, потеряв 7086 человек убитыми, ранеными и пленными, 43 пушки и 17 знамен. Фердинанд преследовал их до Рейна. Союзники лишились 2762 человек, большей частью англичан. Кстати, и французы в этой битве многим обязаны стойкости нескольких саксонских полков, состоявших у них на службе. Саксонцы здесь в первый раз не оправдали слов Петра Великого, которые он в 1706 году бросил фельдмаршалу Огилви: «На саксонцев плоха надежа, если и придут, то снова обратятся в бегство, оставя союзников на погибель». В это же время племянник Фердинанда, наследный принц Брауншвейгский, поразил отряд французов при городке Веттере.
К победе при Миндене присоединились еще несколько удачных операций Фердинанда, так что к концу года французы должны были отказаться от всех своих счастливых завоеваний, оставив Ганновер. Герцог Вюртембергский был также в числе врагов Фридриха. За деньги он выставил французам 10 тысяч солдат и предводительствовал ими сам, состоя на жаловании под знаменами Брольи. К концу года он занял с войском город Фульду.
В первых числах декабря герцог давал великолепный бал. Вдруг танцевальная музыка была прервана сильной перестрелкой и стуком оружия на улицах: все остолбенели. Наследный принц Брауншвейгский с гусарами и драгунами овладел городом. Большая часть гарнизона была порублена, 1200 человек взяты в плен, остальные разбежались, побросав оружие. Сам герцог едва успел спастись. Дамы принуждены были закончить бал с прусскими кавалерами. Они меньше всех приходили в отчаяние от несчастья, постигшего город. Тем кончилась южная кампания. Настоящее же противоборство с главными неприятелями Фридриха началось летом.
В Семилетней войне все движения армий были сопряжены с большими переходами. Система устройства магазинов играла важную роль в каждом предприятии: прежде чем армия могла действовать, она должна была обеспечить себя продовольствием. Магазины показывали точку, с которой неприятель намерен был начать свои операции, и давали противнику средства предугадывать его намерения. На систему магазинов своих противников Фридрих обратил особое внимание. Прежде чем враги его двинутся с места, он хотел лишить их всех способов к содержанию войск и таким образом замедлить их действия. Таким образом, основной замысел короля заключался в маневрах на коммуникациях врага: будучи заинтересованным в связи с недостатком средств к кратковременному течению кампании, Фридрих попытался оттянуть сроки выступления союзников и предпринял ряд кавалерийских рейдов по их тылам с целью уничтожения магазинов. Поскольку армии не могли удаляться от баз более, чем на пять дневных переходов, это могло вообще сорвать выполнение плана кампании.
В феврале Фридрих послал небольшой корпус в Польшу, где по берегам Варты находились главные магазины русских. Пруссакам удалось истребить трехмесячный запас на 50 тысяч человек. Кроме того, они захватили пана Сулковского, главного поставщика провианта для русской армии. Кстати, Румянцев в течение зимы тщетно пытался доказать Фермору, что расположение зимних квартир русских крайне невыгодно и опасно. В результате главком, не веривший в активность врага, отстранил Румянцева от действующей армии и назначил инспектором тыла (откуда его вытребовал уже Салтыков). Пруссаки, однако, рассудили спор обоих генералов.
Такая же экспедиция была предпринята в Моравию; она не удалась, но предоставила Фридриху другие выгоды. Даун полагал, что пруссаки намерены вторгнуться в Моравию, и сосредоточил тут главные свои силы. Этим он обнажил богемские границы со стороны Саксонии. Принц Генрих воспользовался случаем и в апреле послал несколько корпусов в Богемию, где они в пять дней уничтожили все австрийские магазины (из-за этого рейда австрийцы были до того напуганы, что отказались от всяких активных действий в течение весны и начала лета). Сам же принц пришел со своей армией во Франконию против имперцев, которые были расположены отрядами между Бамбергом и Гофом. При появлении прусских колонн имперцы оставляли свои кантонир-квартиры и обращались в бегство. Только у Нюрнберга имперская армия опять соединилась и перевела дух. Пруссаки между тем овладели всеми ее магазинами, обозами, взяли много пленных и собрали значительную контрибуцию с франконских городов. Но Саксония, к границам которой Даун двинул уже часть своих войск, имела нужду в защите. Потому принц Генрих оставил имперцев и поспешил назад. Эта экспедиция была совершена в мае.
Фридрих в это время неподвижно стоял у Ландсхута, напротив дауновской армии, которая занимала укрепленный лагерь в Богемии, и сторожил каждое ее движение. Даун ждал маневров со стороны русских, потому что условился с Фермором действовать общими силами. В последних числах апреля русские перешли через Вислу и снова устроили свои магазины.
В Петербурге тем временем выработали генеральный план операций на 1759 год, согласно которому русские становились вспомогательными силами для австрийцев. Численность армии Фермера планировалось довести до 120 тысяч человек. Девяносто тысяч предполагалось двинуть на соединение с австрийцами, а 30 тысяч оставить на нижней Висле для охраны магазинов (февральский рейд, как видим, подействовал и на русских).
Пока в высших сферах обсуждался план похода 1759 года, русская армия готовилась к новой, третьей по счету кампании. Сражения и походы несли с собой не только потери и разочарования. Пройдя горнило Гросс-Егерсдорфа и Цорндорфа, армия приобрела бесценный боевой опыт.
В распоряжениях Конференции, ранее стремившейся проконтролировать мельчайшие передвижения войск и требовавшей отчета о каждом дне похода, зазвучали иные нотки: «Избегайте таких резолюций, какие во всех держанных в нынешнюю кампанию военных советах были принимаемы, а именно с прибавлением ко всякой резолюции слов: если время, обстоятельства и движения допустят. Подобные резолюции показывают только нерешительность. Прямое искусство генерала состоит в принятии таких мер, которым бы ни время, ни обстоятельства, ни движения неприятельские препятствовать не могли».
Семилетняя война (1756–1763). Кампании 1759–1761 годов.
Изменилось и отношение к противнику. От высокомерных суждений о Фридрихе не осталось и следа. Сменивший А. П. Бестужева-Рюмина на посту канцлера М. И. Воронцов призывал Фермора думать над исправлением недостатков, перенимать у противника все новое и полезное: «Нам нечего стыдиться тем, что мы не знали о иных полезных воинских порядках, кои у неприятеля введены; но непростительно б было, если бы мы их пренебрегли, узнав пользу оных в деле. Смело народ наш, в рассуждение его крепости и узаконенного послушания, уподобить самой доброй материи, способной к принятию всякой формы, какую ей дать захотят».
К 1759 году в армии многое изменилось к лучшему. Войска стали маневреннее (только за кампанию 1758 года они прошли не менее тысячи верст), совершенствовалась система снабжения. Энергичный П. И. Шувалов за зиму 1758–1759 годов сумел заново перевооружить артиллерию. Полковая артиллерия получила гаубицы усовершенствованной конструкции - «единороги», более легкие и скорострельные, чем старые. В полевой артиллерии помимо замены пушек были проведены коренные структурные изменения. Изучение опыта неудачного для артиллерии Цорндорфского сражения побудило создать специальные полки прикрытия, солдаты которых, по образцу австрийских «ганд-лангеров», были обязаны действовать в полном единстве с артиллеристами и не только прикрывать их, но и при необходимости помогать им, заменяя выбывших из строя. Солдат этих полков обучали «поворотам отводу и надвиганию артиллерии и прочему, дабы в будущую кампанию удобнее было их с лучшею пользою, нежели командированных на время от полков, употреблять».
План кампании 1759 года строился на иных основах, чем планы предыдущих кампаний. Активные действия на Померанско-Бранденбургском направлении не предусматривались. По упомянутому соглашению с австрийцами русская армия должна была наступать в Силезию с целью соединения с австрийской армией и совместных действий против главных сил Фридриха II. Исходные положения такого плана лежали в русле решительной стратегии. В окончательном варианте плана (рескрипт на имя командующего армией от 3 июня по ст. ст.) сказано, что «по щастливо воспоследуемом сближении или и соединении (русской и австрийской армий. - Ю. Н .) можно при помощи вначале божией с доброй надеждой дать решительную баталию и всей войне конец сделать».
К сожалению, план содержал много оговорок и рассуждений, ослаблявших данное указание. В частности, заранее выдвигалась на важное место возможность трудности продовольственного снабжения: оговаривалось, что после соединения союзных армий «недостаток в пропитании принудил бы их паки разойтись и назад отступать». Рассматривая случай, «как долго вы не в самой с графом Дауном близости или соединении, а напротиву того, король прусской посередине вас находился бы», составители плана безоговорочно рекомендовали уклоняться от сражения, «ибо в таком случае искусная ретирада… стоит почти целой победы». План предлагал командующему армией наступать к Каролату (на Одере), но допускал возможность выбрать направление несколько севернее, на Кроссен (также на Одере, приблизительно в 50 километрах ниже Каролата).
Как видим, при этом Фермору совершенно не разъяснили, где именно он должен встретить австрийцев и чем руководствоваться при маневрировании: «вверх или вниз по течению Одера». Однако Виллиму Виллимовичу не довелось реализовать положения этого плана. Опыт кампании 1758 года убедил правительство в том, что В. В. Фермор не проявил качеств, необходимых для главнокомандующего армией. Кроме того, инспекция генерала Костюрина показала, что Фермор непопулярен в армии и им «большею частию, хотя не смеют роптать, но недовольны». Костюрин писал в докладе: «Многие со мною генералитет и штаб-офицеры в рассуждении говорили, что все желают командиром быть российскаго. В том числе в войске Е. И. В. в службе из немцов… тож желание имеют, когда б главной между ими был российской».
Весной 1759 года было принято решение об отстранении Фермора от командования. Однако последний, «человек во всем и всегда осторожный», успел обратиться с просьбой освободить его от командования войсками (в Петербурге говорили, что сделал он это по «настоятельной рекомендации» со стороны Конференции). 31 мая был назначен уже третий главнокомандующий - 60-летний генерал-аншеф Петр Семенович Салтыков.
Назначение это было совершенной для всех неожиданностью. Наверное, любой читатель военно-исторической литературы знает характеристику Салтыкова, которую ему дал русский писатель Андрей Болотов, находившийся при армии во время войны. Болотов, видевший нового главкома в Кенигсберге, на его пути в действующую армию, так писал о Салтыкове: «Старичок седенький, маленький, простенький, в белом ландмилицком кафтане, без всяких украшений и без всех пышностей, ходил он по улицам и не имел за собою более двух или трех человек. Привыкнувшим к пышностям и великолепиям в командирах, чудно нам сие и удивительно казалось, и мы не понимали, как такому простенькому и, по всему видимому, ничего не значащему старичку можно было быть командиром столь великой армии и предводительствовать ей против такого короля, который удивлял всю Европу своим мужеством, проворством и знанием военного искусства. Он казался нам сущей курочкой, и никто и мыслить того не отваживался, что мог учинить что-нибудь важное».
Салтыкову в военной историографии, образно говоря, не повезло. Некоторые вопросы, связанные с его жизнью и боевой деятельностью, получили отражение в русской историографии, однако существенной, полнокровной работы, посвященной ему, пока еще не создано, хотя личность полководца весьма притягательна и интересна. А главное, именно с П. С. Салтыкова начинается процесс укрепления национальных начал в развитии военного искусства России. Личность П. С. Салтыкова предстает перед нами с некоторым оттенком загадочности. Задушевность, обаяние, внимательное и бережное отношение к солдату, удивительная скромность - так характеризуют Салтыкова его современники. Складывается впечатление, что исторические обстоятельства как бы препятствовали проявлению полководческого дарования Салтыкова. Ни до, ни после Пальцига и Кунерсдорфа ничего особого его военная биография не содержит.
Однако Болотов несколько заблуждался насчет Салтыкова. Генерал был весьма близок к царствующему дому. Его отец, генерал-аншеф Семен Андреевич, по линии матери состоял в родстве с императрицей Анной Иоанновной. Это обстоятельство обеспечило начало карьеры Салтыкова-младшего.
Он начал службу в 1714 году солдатом в гвардии, а вскоре в числе других «пенсионеров» был направлен Петром I во Францию для обучения морскому делу (Салтыков служил во французском флоте более 15 лет). В 1734 году, уже в чине генерал-майора, он принимал участие в войне за Польское наследство. В 1742 году генерал-поручиком сражался против шведов под командованием фельдмаршала Ласси, с 1743 года, после подписания мира со Швецией в составе корпуса Кейта (командовал арьергардом), находился в Стокгольме на случай выступления против «замиренной» и уже ставшей дружественной Швеции датских войск. По возвращении из Стокгольма принял Псковскую дивизию, в 1754 году стал генерал-аншефом, а в 1756 году был назначен командующим украинскими ландмилицкими полками, а кроме того, имел придворное звание камергера.
Солдаты любили Салтыкова за уже упомянутую простоту и «необычайную невозмутимость в огне». Он обладал творческим отношением к военному делу, незаурядным умом, энергией и в то же время осторожностью, хладнокровием, твердостью и сообразительностью в минуту опасности, стремился видеть все по возможности своими глазами, дабы затем самостоятельно разрешать возникающие проблемы. Это и стало теми данными, благодаря которым 60-летний, неизвестный до тех пор русский генерал оказался достойным соперником наиболее выдающегося полководца Европы середины XVIII века.
Тем временем выяснилось, что армию не удалось укомплектовать и на 50 %. Согласно генеральному плану и уступив настойчивым требованиям Австрии, она вышла в поход от Бромберга к Познани в начале нюня, не дождавшись прибытия пополнения, с целью сосредоточения в окрестностях этого города. К месту назначения войска прибыли только через месяц, где и был получен рескрипт Конференции, передававший командование графу Салтыкову (Фермор получил одну из трех дивизий). Прибывший к армии и принявший командование 30 июня Салтыков получил уже известное нам указание соединиться с австрийцами в пункте, который они назначат сами («буде Даун не согласится у Каролата, то у Кроссена»). Кроме того, главнокомандующему предписывались следующие любопытные меры: «не подчиняясь Дауну, слушать его советов» (!), не жертвовать армией ради австрийских интересов и, наконец, не вступать в бой с превосходящими силами («превосходящих» хотя бы одного из союзников сил у пруссаков не было даже в 1756 году, не говоря уже о 1759-м). Таким образом, положение армии было трудным и неопределенным.
К середине июня 1759 года Фридрих И, имея основные силы в Силезии и группу войск принца Генриха в Саксонии (в общей сложности около 95 тысяч человек), занимал центральное положение между армиями союзников. Кроме того, сильный отдельный корпус прусских войск под командованием Доны (до 30 тысяч человек) оперировал против русской армии в Польше. Доне была поставлена задача не дать соединиться в среднем течении Одера русским и австрийцам. Противостоящие Фридриху II силы австрийских войск под общим командованием Дауна имели численность до 135 тысяч человек.
Имея в плане, составленном Конференцией, лишь одно вполне определенное указание: искать соединения с австрийцами на Одере в районе Каролата или Кроссена, Салтыков принял смелое для своего времени решение: наступать к Одеру в направлении на Кроссен, сначала ударив по корпусу Доны, нависавшему над его флангом с севера. 17 июля Салтыков вышел от Познани на юг - к Каролату и Кроссену для соединения с союзниками, имея порядка 40 тысяч человек (правда, 7–8 тысяч из них составляла казачья и калмыцкая конница, считавшаяся тогда непригодной для полевого сражения). На юге их дожидалась австрийская армия. Во время марша впереди армии плотными массами двигалась русская кавалерия, производя разведку и не давая пруссакам трепать основные силы Салтыкова кавалерийскими налетами.
Кампания 1759 года.
Уверенный в пассивности Дауна, Фридрих, как уже говорилось, отправил против русских 30-тысячный корпус графа Христофора Доны, стоявший в Померании, с предписанием атаковать левофланговые колонны русской армии во время ее похода. Но Дона, как и Мантейфель, действовал вяло и не преуспел в этом предприятии: осторожный и распорядительный граф П. С. Салтыков сумел упредить каждое его движение и наконец соединил свою армию. Вначале Дона пытался воспрепятствовать движению русской армии сложными маневрами, но Салтыков настойчиво продвигался к Одеру.
5 июля русская армия двинулась против Доны. Последний уклонился от сражения, после чего Салтыков 15 июля начал марш к Одеру, игнорируя угрозу своим коммуникациям. Сознавая, по-видимому, малую действенность попыток связать противника такими угрозами, Дона избрал более надежное решение - преградить путь движения русских, заняв прочную позицию у Цюллихау. Салтыков, обнаружив противника, предпринял фланговый марш в обход этой позиции через Гольцин, Пальциг - решение еще более смелое, чем первое, так как над ним нависла угроза потери сообщения с магазинами (расчет велся на снабжение из австрийских магазинов, лежавших впереди), и образцово выполненное.
Дона все еще не мог решиться на битву с таким сильным войском и довольствовался одними контрмаршами и нападениями на мелкие отряды и магазины русских. Между тем Салтыков все шел вперед и приблизился уже к Одеру. Этот чрезвычайно рискованный фланговый марш завершился точно в намеченные сроки, причем русские заблаговременно приняли меры на случай, если будут отрезаны от своих баз в Познани.
Фридрих, недовольный действиями Дона, решил заменить его командиром более отважным и предприимчивым. Он выбрал К. Г. Веделя , младшего из своих генералов. Чтобы не обидеть старших, он наименовал его «диктатором» армии. «С этой минуты, - сказал ему король, - ты представляешь при войске мое лицо; каждое твое приказание должно быть исполняемо, как мое собственное. Полагаюсь на тебя вполне! Действуй, как в Лейтенском деле: атакуй русских, где бы их ни встретил, разбей наголову и не дай соединиться с австрийцами, больше я от тебя не требую». Генерал-лейтенант Ведель получил под свое начало прусские войска прикрытия, стоявшие вдоль Одера.
Но Ведель не оправдал доверия короля. Он слишком буквально хотел исполнить его поручение и дорого за это поплатился. Бросившись за русскими, чтобы отрезать их от Кроссена, он со слабым 28-тысячным корпусом (18 тысяч пехотинцев, 10 тысяч кавалеристов) при 100 орудиях встретил 40-тысячную русскую армию (28 тысяч пехоты, 12.5 тысяч конницы, из которой только 5 тысяч регулярной, 240 орудий) при местечке Пальциг (правый берег Одера), в десяти верстах от города Целлихау.
Русские быстро установили местонахождение противника: Ведель расположил свою армию в лесисто-болотистой местности при слиянии рек Одера и Обры. Правый фланг пруссаков прикрывался Оброй (через которую русские разъезды безуспешно искали броды), но левый был открыт, а потому на нем Ведель сосредоточил свои основные силы. Таким образом, встав у Одера, Ведель перерезал путь русским и навязал им сражение. Салтыков боялся атаковать пруссаков, так как те имели превосходство в регулярной кавалерии и могли преподнести неприятные сюрпризы наступающим. Поэтому генеральный план действий предусматривал возможный обход прусских войск с левого фланга и дальнейший марш на соединение с Дауном (по возможности без боя).
Выступив с бивуака во второй половине дня 22 июля русские, после восьмичасового марша, около полуночи остановились на привал. Проведя ночь совершенно спокойно, на рассвете они продолжили марш. Обходной маневр Салтыкова оказался полной неожиданностью для врага: передовые посты пруссаков попытались задержать русских артиллерийским огнем, но предельная дистанция стрельбы не позволила причинить наступающим какой-либо урон. В отсутствие самого Веделя и его штаба (последние были на рекогносцировке) пруссаки не решились решительно атаковать русских. Лишь в середине дня, когда русские колонны уже приближались к деревушке Пальциг, прусский командующий начал атаку. Прусские гусары Малаховского попытались ударить по авангарду Салтыкова, но изрезанная болотами и ручьями местность сорвала эту атаку, к тому же русские выдвинули несколько пушек и открыли по противнику огонь картечью.
Русская армия беспрепятственно дошла до Пальцига и расположилась на позиции перед деревней, решив положиться на свое более чем двойное превосходство в пехоте, и особенно в артиллерии. Центр русских прикрывала речка Флосс, крайне затруднявшая развертывание сил пруссаков, но левый, и особенно правый фланги оказались открытыми. Две линии русских выстроились на дистанции 300–400 метров, многочисленная артиллерия была сведена в восемь батарей (по четыре на каждом фланге).
Несмотря на превосходство русских позиций и на их значительные силы, молодой и горячий Ведель вывел свои войска в поле и сам напал на заблаговременно развернувшуюся армию Салтыкова на закате 23 июля. Болотистая местность не позволяла ему действовать правильными линиями: он должен был проводить свои войска по узким дефиле маленькими отрядами. В три часа дня пруссаки открыли огонь изо всех орудий.
Сражение началось быстрой «косой атакой» пруссаков на русский правый фланг, где в первой линии стояли Сибирский, Угличский и 1-й Гренадерский полки. Против них двинулась колонна генерала фон Мантейфеля (четыре полка пехоты и три кавалерийских эскадрона). Одновременно главные силы пруссаков стали преодолевать редкий лесок, чтобы атаковать противника в центре. Страшный огонь русских пушек сорвал атаку, причем сам Мантейфель был ранен. Однако Ведель не унывал: он подкрепил свой левый фланг пятью батальонами фон Гюльзена и вновь бросил его в бой. Однако эта атака, как и последовавшая за ней, была вновь отбита без рукопашного боя. Четыре полка, посланные Веделем для охвата правого крыла русских, запоздали и вынуждены были атаковать в одиночестве, без поддержки с фронта. Пруссаки снова были остановлены огнем, после чего по ним в копья ударил Чугуевский казачий полк, отбросив врага обратно в лес и захватив одно орудие. Четвертую атаку (кавалерии генерала Каница на русский левый фланг) отбил контрудар конницы Тотлебена.
Ведель полностью дискредитировал себя как военачальник, бросая свои и без того небольшие силы в He-скоординированные атаки по частям. Но сражение еще продолжалось: в шесть вечера к пруссакам подошел сильный отряд генерала фон Ваперснова. Ведель решился еще раз повторить удар по правому флангу Салтыкова, поручив это Ваперснову. Последний быстро оценил мощь русского артогня (поле перед позициями было сплошь усеяно трупами и ранеными) и решил изменить тактику: невзирая на лесистую местность, он намерился стремительно атаковать русских силами только кавалерии, предоставив пехоте функцию поддержки.
В семь часов вечера, после сильной артподготовки, началась пятая атака. Кирасиры генерала фон Ваперснова быстро развернулись и ударили по русским с целью смешать их ряды и проложить дорогу своей пехоте. Главный удар направлялся в стык между Пермским и Сибирским полками, где огонь был слабее. Страшный удар кирасир полностью рассеял оба полка и поколебал все правое крыло русской армии. Тяжелая конница некоторое время преследовала бегущих, а затем дала вдогонку залп и вернулась к своей пехоте, стремившейся расширить прорыв.
Однако исход сражения решила контратака сплоченной массы русских кирасир: с фронта и обоих флангов прусских кавалеристов атаковали четыре русских кирасирских полка при поддержке эскадрона Нижегородских драгун. Пруссаки приняли удар: Ваперснов лично собрал вокруг себя гусар и драгун, с которыми поспешил на помощь своим кирасирам. Начался жестокий рукопашный бой, о котором сам Салтыков впоследствии писал: «Не было здесь ни единого выстрела, лишь сверкали палаши и шпаги!» Командовал этой контратакой русской конницы, отличившийся еще при Цорндорфе, генерал-поручик Томас Демику, который скакал в первых рядах и был убит шальной пулей в первые же минуты. Тем не менее силы были слишком неравны: смяв прусских кирасир, наши кавалеристы на их плечах ворвались в передовые батальоны пехоты Веделя, мгновенно смяли их и обратили в бегство. Ваперснова застрелили из пистолета.
Ведель еще пытался восстановить положение - пять раз пруссаки возобновляли атаку и всякий раз были отбиты со значительным уроном. Против многочисленной русской артиллерии не устояли ни испытанная отвага прусских солдат, ни личная храбрость самого диктатора.
Против боевого порядка пруссаков Салтыков применил «игру резервами» - большое численное превосходство русских давало ему возможность заняться тактическими изысками. Тем не менее чаша весов несколько раз колебалась. Все же в результате Ведель был разбит наголову, солдаты его рассыпались, частью были затоптаны в болота, частью легли на месте. Русские добыли 600 пленных, 14 пушек, 4 знамени и 3 штандарта. На поле битвы найдено 4228 убитых пруссаков, (общие потери, по прусским данным, достигли 5700 убитыми и ранеными при 1500 пленных). Урон с русской стороны составил лишь 894 убитыми и 3897 ранеными. Преследование было слабым, ограниченным небольшим расстоянием от поля сражения. При полном превосходстве в кавалерии, Салтыков не сумел организовать действительно энергичного преследования пруссаков, что не позволило довести победу до полного уничтожения противника: его остатки ушли за Одер к Кроссенской крепости. Потери русской армии, почти все сражение безнаказанно расстреливавшей противника, впервые за войну были меньше, чем прусской: 900 убитых и около 4000 раненых.
Это была очень важная, воодушевившая войска победа. Русское командование с успехом использовало опыт войны и многие тактические находки, оперативно и своевременно двинуло резервы, что и привело к победе. В сражении при Пальциге успешным оказалось и проводимое в широких масштабах взаимодействие пехоты, артиллерии и конницы. Неоценимы были и стратегические последствия победы, которая расчистила дорогу русской армии для соединения с союзной армией Дауна.
Салтыков торопился использовать победу при Пальциге, открывшую ему путь к Одеру, в целях соединения с австрийцами. Через пять дней, 28 июля, русские вышли к Одеру у Кроссена. Ведель, запершийся было в кроссенском замке, не решился более терять людей и вместе с небольшим гарнизоном ушел на соединение с королем.
Все это время австрийцы Дауна бездействовали, отвлекая внимание противника на русских. Несмотря на большое превосходство в силах, Даун пока опасался вступить в открытый бой с Фридрихом и потому вызвал Салтыкова в глубь Силезии, где его неминуемо должны были встретить пруссаки. Однако русский главком не поддайся австрийцам и после Пальцига решил двигаться к Франкфурту, откуда напрямую мог угрожать Берлину. Между тем Даун с главными силами австрийской армии в конце июня очень медленно выдвинулся из Богемии к северу, примерно в направлении намеченного района соединения, занял, не дойдя до Одера более пяти переходов, прочную позицию и оставался на ней более 20 дней. Когда русская армия сражалась при Пальциге, Даун тоже не сделал никакой попытки отвлечь от нее противника. Фридрих II также выжидал; деятельность обоих противников выражалась в маневрах передовых и фланговых отрядов и небольших стычках.
Не имея возможности установить контакт с австрийцами, Салтыков вновь принял активное решение: идти вдоль Одера к Франкфурту, создав таким образом угрозу Берлину. Хотя соединения союзнических армий не произошло, в политические планы Австрии не входил разгром Пруссии силами одних русских. Поэтому Даун, стоя со всеми своими войсками против слабого заслона противника, отправил к Франкфурту-на-Одере 18-тысячный корпус под командой генерал-лейтенанта Гидеона Эрнста Лаудона .
Генерал Лаудон.
Русские и советские историки утверждают, что Лаудон хотел занять город прежде наших войск и «поживиться» там контрибуцией. Так или иначе, ему это не удалось: когда австрийцы подошли к Франкфурту, он был уже занят сдиравшим с его жителей контрибуцию русским авангардом, занявшим город еще 31 июля. Русский авангард прошел через засеки, занял предместье и начал обстрел города из оперативно подтянутых орудий. После первых же выстрелов магистрат сдался на капитуляцию, сообщив, что прусский гарнизон (всего 20 офицеров и 300 рядовых), не надеясь отбить штурм, ушел из города на соединение с главными силами. За отступавшими снарядили погоню - отряд гусар полковника Зорича - который после небольшой перестрелки пленил их. Лаудон соединился с Салтыковым, поступив под его командование. Теперь дорога к Берлину была совершенно открыта.
3 августа вся русская армия подошла к Франкфурту и расположилась на высотах в районе Кунерсдорфа на правом берегу Одера. До Берлина оставалось немногим более 80 километров. Даун требовал, чтобы Салтыков вместе с Лаудоном поднялся вверх по Одеру и переправился на его левый берег к намеченному месту встречи армий у Кроссена. В этом случае Даун брал на себя довольствие русских. Не успев принять окончательного решения, Салтыков получил тревожное известие о стремительном движении Фридриха с армией к Одеру.
Угроза столице вызвала немедленную реакцию противника: Кони пишет, что «известие об этом поразило Фридриха. Но он хотел испытать последнее, решительное усилие. Написав духовное завещание, в котором назначал племянника своего наследником престола, он вызвал в свой лагерь принца Генриха, сдал ему команду над войсками, назначил его опекуном наследника и взял с него клятвенное обещание - никогда не заключать мира, постыдного для Бранденбургского дома».
«Победить или умереть непременно!» - вот девиз, который он себе выбрал, когда собрал на берегах Одера до 40 тысяч войска и начал переправлять его через реку, с целью обойти противника с севера.
* * *Итак, в этот момент на ближних подступах к Берлину сосредоточились три крупных группировки союзников: с востока примерно 59 тысяч русских (с учетом сил Лаудона) отделяли примерно 80 миль, с юга - 65 тысяч австрийцев армии Дауна (150 миль) и с запада - 30 тысяч солдат имперской армии (100 миль). Таким образом, главная прусская армия оказалась зажатой с трех сторон и при этом стояла перед необходимостью защищать Берлин, которому угрожала непосредственная опасность. «Фридрих решил выйти из этого несносного положения, атаковав всеми своими силами наиболее опасного врага, врага, наиболее выдвинувшегося вперед, наиболее храброго и искусного, притом не имевшего обычаем уклоняться от боя, короче говоря, русских» (Керсновский А. А. История русской армии. М.: Воениздат, 1999. С. 76).
Действия Фридриха, как всегда, были молниеносны. С частью войск из своих главных сил он соединился с подкреплением, переданным ему принцем Генрихом, и форсированным маршем двинулся к Франкфурту, для того чтобы нанести удар в тыл союзникам и разгромить их. По пути он соединился с войсками Веделя, которых русские так и не сумели добить, и которые после Пальцигского сражения беспрепятственно ушли на левый берег Одера. В общей сложности король вел в бой 48 200 солдат и офицеров при 200 орудиях. 10–11 августа Фридрих переправился через Одер ниже Франкфурта и городка Лебус, оставив на левом берегу сильный отряд Вюнша (около 7000 человек). Пехота и артиллерия форсировали реку по понтонным мостам, конница - вброд. Уходить было уже поздно - установив 5 августа выступление Фридриха (русская кавалерия обнаружила у Лебуса прусский авангард), Салтыков занял на Кунерсдорфских высотах позицию фронтом на юг и приступил к ее оборудованию. Русская армия вместе с корпусом Лаудона состояла из 59 тысяч человек. Салтыков, поджидая присоединения второго австрийского корпуса под командой Гаддика (последний, находясь в семи милях от Кунерсдорфа, к месту боя подойти не успел), стоял в укрепленном лагере на высотах по правому берегу Одера, почти напротив Франкфурта. Обозы были отправлены на левый берег, кроме того, особым приказом остановлены все обозы, движущиеся к армии.
Русский командующий вполне сознавал, что, выдвинувшись к Берлину, он навлекает на себя главные силы противника. Русский генерал с самого начала кампании показал, таким образом, решимость вступить в генеральное сражение и создавал видимость, что уступает инициативу противнику, что было обусловлено соображениями тактического характера. При известии о приближении прусской армии он даже не почел за нужное сменить свою позицию, несмотря на то что Фридрих подходил к нему в тыл тремя колоннами. Он только укрепил сообщение между своими флангами посредством ретраншемента, который прикрывал фронт всей армии.
Необходимо сказать несколько слов о русских позициях. Гряда высот, на которой заняли позицию войска Салтыкова, состояла из трех разделенных оврагами групп: западной, приближенной к Одеру (господствующая) - Юденберг, центральной - Большой Шпиц, восточной (наинизшая) - Мюльберг, расположенная перед Кунерсдорфом и отделенная от Шпица оврагом Кунгрунд. Правый фланг позиции упирался в низкий топкий берег Одера, левый - к оврагу Беккергрунд. К северу от гряды высот, в западной части этого пространства, местность была лесисто-болотистая, так что подходы к высотам с запада и севера затруднялись этим фактором и протекавшим параллельно русским позициям ручьем Гюнер.
Все это делало практически невозможным доступ к позиции с тыла (обход левого фланга был маловероятен, так как пруссакам пришлось бы сразу же атаковать самый труднодоступный участок позиции. Кроме того, в случае неудачи обхода с правого фланга, противник сразу мог быть отброшен в непроходимые болота). Перед фронтом позиции у оврага Кунгрунд, разделявшего Большой Шпиц и Мюльберг, лежала деревня Кунерсдорф, за которую заходило левое крыло русских, далее к югу под тупым углом к фронту тянулась цепь озер и проток между ними. Русские войска заняли все три высоты и укрепили их. Позиция русской армии была неуязвимой со стороны Одера, но неглубокой и перерезалась оврагами.
Правофланговой дивизией, расположенной на Юденберге и упиравшейся в Одер, командовал граф Фермор; левофланговым Обсервационным корпусом (стоял на Мюльберге до его склона к долине, покрытой пашнями и болотами) - князь Александр Михайлович Голицын. Центром командовал граф Румянцев, а авангардом - генерал-поручик граф Вильбуа , стоявший вместе с Фермором (всего на Большом Шпице находились 17 пехотных полков). Лаудон со своим корпусом расположился позади правого крыла, за горой Юденберг, и составлял общий резерв. Левое крыло, как я уже говорил, было прикрыто деревней Кунерсдорф. Все возвышения защищались сильной артиллерией (всего 248 стволов, из них 48 австрийских). В состав союзной армии входило 41 248 русских и 18 500 австрийских солдат. Пехота была построена в традиционные для линейной тактики две линии, хотя Салтыков во второй раз, как при Пальциге, применил глубокое эшелонирование своих войск в глубину на сравнительно узком фронте с очень сильным резервом.
Правда, в этом крылись и недостатки - заросшие лесом горы и особенности занятой русскими позиции не позволяли использовать 36 эскадронов русской кавалерии (5 кирасирских, 5 конногренадерских и 1 драгунский полк - не считая австрийцев, а также драгун, находившихся при Румянцеве). Вследствие этого вся масса русской конницы вместе с австрийским корпусом до начала боя была сосредоточена за правым флангом в качестве общего резерва. Кстати, это «глубокое эшелонирование» в данном случае вообще не было какой-то тактической новацией Салтыкова - просто русский командующий стремился разместить все свои силы на гребнях высот и потому все полки просто не поместились на позиции. Основные силы русской пехоты и артиллерии направлялись на удержание центральной и правофланговой высот, позиция на фронте 4,5 километра была усилена окопами. Обозы в двух вагенбургах отвели в тыл под прикрытием Черниговского и Вятского полков. Солдатам выдали по 50 патронов, гренадерам - по две гранаты. Не обошлось и без курьезов: перед боем личному составу приказали нашить на шляпы кусочки разноцветного гаруса, чтобы различать полки в ходе боя. Однако запасов тесьмы не хватило, в результате это отличие получили не все полки, а в полках - не все батальоны и роты.
На Юденберге была сосредоточена основная масса союзных войск - эта высота рассматривалась как опорный пункт позиции, с которого по мере необходимости можно было поддерживать полки на Шпице. По этой же причине на Юденберге оборудовали пять артиллерийских батарей, на которых установили самые дальнобойные орудия. На Большом Шпице находилась одна батарея, на Мюльберге - две. На исходе третьего часа утра 12 августа союзные армии были полностью готовы к бою.
Предполагалось, что Фридрих должен подойти с севера, так что Фермор первоначально занимал левый фланг, а Голицын - правый. Но верный себе Фридрих появился с противоположной стороны (он все же решился на рискованный обход правого фланга), и Салтыкову пришлось развернуть армию кругом, так что правый фланг стал левым, а левый - правым. При этом поменяла позиции и кавалерия: конногренадеры и драгуны встали у подножия высот, рядом с оврагом Кунгрунд. Кирасиры ушли на крайний правый фланг. Этот поворот не ослабил позиций русской армии, но, как и при Цорндорфе, отрезал ей путь к отступлению. Ее ожидала или победа, или истребление.
Составив очень остроумный и смелый план атаки союзных позиций, Фридрих (что, в общем-то, не совсем на него похоже) совершенно не принял в расчет характера местности. Более того, король прусский ознакомился с ними только во время марша на исходные позиции, исходя из рассказов проводника-лесничего. Таким образом, пока прусская армия продиралась сквозь лес, болота и пруды, драгоценное время уходило: маневр, на который по плану отводилось 2 часа, занял целых 8. Только к десяти утра измотанные тяжелейшим маршем пруссаки вышли к русским позициям.
12 августа Фридрих с 48-тысячной армией стал против русской армии, к востоку от ее позиций. «Необыкновенная деятельность и беспрерывные движения» в его войсках показывали, что он хочет атаковать русских со всех сторон. Но сам он в это время, расспросив приведенных к нему переметчиков, высматривал нашу позицию и выбирал точку, с которой бы удобнее начать атаку, советуясь о том со своими генералами. Прусская армия была развернута под прямым углом к фронту союзников, а батареи выдвинуты на высоты к северо-востоку, востоку и юго-востоку от Мюльберга - поля предстоящего сражения. Начав с раннего утра перегруппировку, Фридрих переправился через топкий ручей Гюнер и занял удобные позиции, охватывавшие левый фланг русской армии, укрепившийся на горе Мюльберг. Здесь он намеревался нанести один мощный нокаутирующий удар косым боевым порядком по русским шанцам на горе, а затем овладеть всей позицией союзников.
После того как прусская артиллерия обстреляла корпус Голицына, около полудня в атаку пошли пехота и конница короля, построенные в две линии. Сосредоточение, когда Фридрих не дал Салтыкову догадаться о месте наступления, и начальная фаза атаки превосходящими силами пехоты по пересеченной местности были проведены образцово.
Салтыков не препятствовал маневру противника; он лишь стремился ограничить продвижение пруссаков далее к западу, к правому крылу позиции союзников. С этой целью по его приказанию была подожжена деревня Кунерсдорф и уничтожена переправа через междуозерную протоку южнее этой деревни. Таким путем Салтыков предупреждал попытки противника сковать силы союзников с фронта и оставлял возможность маневра своими войсками вдоль позиции.
Итак, после сильнейшей трехчасовой артиллерийской подготовки Фридрих II атаковал левое крыло союзников. В девять часов утра пруссаки установили две батареи на горе, прямо во фланг нашему левому крылу, в то же время части конницы и пехоты вошли в лощину и начали атаку с трех сторон: севера, северо-востока и востока, при сильном перекрестном огне. Русская артиллерия, а за ней и пехота открыли ответный огонь, но было уже поздно: пруссаки успели развернуться в косой боевой порядок. Только после этого русские поняли, что совершили серьезную ошибку: позиции артиллерии левого фланга были отрыты неудачно. Лощины перед позициями оказались в непростреливаемом «мертвом пространстве» и потому в самый критический момент атаки русские пушки прекратили огонь. Это стало еще одной ошибкой: даже не принося ущерба атакующим, грохот своих орудий во все времена успокаивающе сказывался на настроении пехоты. Теперь же полки Обсервационного корпуса, и без того подавленные видом наступающих с нескольких сторон превосходящих сил противника, совсем упали духом.
С расположенных на возвышенностях русских позиций видели, как на флангах передовых батальонов появлялись и вытягивались в длинную линию все новые шеренги синих мундиров и сверкающих медных грена-дерок. После этого блеснули штыки опускавшихся на линию прицеливания мушкетов, и раздался залп сокрушительной силы. Начала работать знаменитая «мельница старого Фрица»: доведенная до совершенства скорость стрельбы прусской пехоты позволяла им выпускать шесть пуль в минуту. Умножив это число на несколько тысяч солдат, стоявших в развернутом строю, можно представить себе ад, который воцарился на русском фланге. Затем вновь загрохотали барабаны, и прусская пехота пошла в штыковую атаку.
Невзирая на сильный ружейный огонь, пруссаки забрались между виноградниками на возвышения, заняли наши укрепления на горе Мюльберг и потеснили левое крыло. Гренадерские роты Обсервационного корпуса сразу были сбиты с позиций и побежали к болотистым берегам Одера. Из двух полков была образована вторая линия, но ей удалось задержать врага только на короткое время - шуваловцы, как и при Цорндорфе, не выдержали концентрической атаки и в панике покинули позиции на Мюльберге. Князь Голицын был ранен. Пруссаки овладели возвышением и бросились в штыки на русские батареи. Очень скоро левое крыло русских было совершенно расстроено и обратилось в бегство - 15 батальонов частью перебиты, частью рассеяны, орудия и несколько тысяч пленных достались пруссакам.
Пруссаки тотчас установили на горе пушки (они немедленно ввели в дело и все 42 захваченных у русских на Мюльберге исправных орудия) и обстреляли картечью бегущие и перестраивающиеся полки. После этого они начали губительный продольный обстрел русских позиций на Большом Шпице. Понятие «продольного» обстрела означает, что артиллерия почти в упор открыла огонь во фланг сбившихся в кучу длинных русских линий, отражавших в это время еще и атаки с фронта. В этих условиях чугунные 9-фунтовые ядра убивали и калечили иногда по нескольку десятков человек, стоявших в сомкнутом строю плечом к плечу. Огонь с Мюльберга делался все сильнее, а укрыться от обстрела было негде - полки стояли в маленьких овражках, не дававших почти никакого укрытия от гранат и картечи.
Многие наши авторы доказывают, что Салтыков намеренно решил после короткого боя сдать позиции на Мюльберге, чтобы «не тратить зря резервы и предоставить пруссакам штурмовать все более сильные позиции русских». Однако легко понять, что это полная чушь. Специально дать разгромить свое крыло, подставив центральную позицию под страшный перекрестный огонь и комбинированный удар с фронта и фланга - это нечто неслыханное в мировой практике. Да и нервные и сумбурные действия русских на последующем этапе боя вполне наглядно иллюстрируют нелепость подобных утверждений.
Итак, охватывающая атака пруссаками левого крыла русской позиции была для них успешной: им удалось ворваться в укрепления, прикрывавшие левый фланг, опрокинуть полки Обсервационного корпуса и овладеть Мюльбергом. Перекрестный огонь прусской артиллерии, наличие перед укреплениями мертвых пространств и недостаточная устойчивость привилегированных войск «шуваловского» корпуса привели к такому исходу первой фазы сражения.
Фридрих выдвигал на подмогу своему авангарду новые колонны. Салтыков отрядил генерала Панина на подкрепление своих: он вовремя дал приказ стоявшим на Большом Шпице крайним слева полкам развернуться поперек бывшего фронта и принять на себя удар перешедшей Кунгрунд прусской пехоты. Крайние полки обеих русских линий, подкрепленные гренадерскими ротами австрийцев, развернулись налево и встретили противника огнем. Начальство над этим заслоном принял дежурный генерал при Салтыкове бригадир Яков Александрович Брюс (1732–1791). За его полками встал еще один заслон - Белозерский и Нижегородский полки. Так как хребет Большого Шпица был узок, вскоре образовалось шесть перпендикулярных фронту «линий» (по два полка в каждой), которые вступали в бой по очереди - по мере гибели передней линии.
Современник так описывает последующие драматические события: «И хотя они (русские линии) сим образом выставляемы были власно как на побиение неприятелю, который, ежеминутно умножаясь, продвигался отчасу далее вперед и с неописанным мужеством нападал на наши маленькие линии, одну за другою истреблял до основания, однако, как и они, не поджав руки, стояли, а каждая линия, сидючи на коленях, до тех пор отстреливалась, покуда уже не оставалось почти никого в живых и целых, то все сие останавливало сколько-нибудь пруссаков…»
Фридрих продолжал атаку, рассчитывая продольным ударом при поддержке бьющей с Мюльберга артиллерии «смотать» боевой порядок русских. При этом фронт атаки на труднодоступной местности сильно сузился, и пехота короля, как и русские, нагромоздившись в несколько линий, непреднамеренно получила глубокое построение. Как рисует действия противника в своей реляции Салтыков, «…неприятель… сделав из всей своей армии колонну, устремился со всею силою сквозь армию Вашего величества до самой реки продраться».
Салтыков отвечал на этот удар противника перестроением боевого порядка ближайших к левому флангу полков центра, которые создали оборону на восточных склонах Большого Шпица, и переброской вдоль фронта сил, взятых с правого крыла и из резерва. Русские и подходившие австрийские полки, составив несколько линий (так же, как и противник), оказали наступавшему стойкое сопротивление. То, что было бы выгодно при ударной тактике, сыграло отрицательную роль при огневой. Оказавшись в глубоком построении, прусская пехота не могла использовать большей части своих ружей, а порыва для штыкового удара в данном случае у нее не было - пруссакам пришлось пробираться сквозь лес, бесконечные пруды и болотца, а затем лезть в гору, где были оборудованы засеки и шанцы.
Тем не менее Фридрих торжествовал. Он не сомневался более в окончательном успехе и отправил даже гонцов в Берлин и Силезию с радостной вестью о победе (когда в разгар боя в ставку прибыл гонец принца Генриха с подробным рапортом о победе при Миндене, король, многозначительно усмехнувшись, сказал: «Ну что же, пожалуй, и мы можем кое-что предложить!»).
Можно было полагать, что русские после своего огромного урона за ночь отступят и полная победа останется на стороне Фридриха. Основной успех теперь зависел от овладения горой Большой Шпиц, которая главенствовала над довольно обширным пространством, была занята лучшими русскими и австрийскими полками и защищена надежной артиллерией.
В ставке короля по этому поводу разгорелся спор: Финк, Гюльзен Путкаммер, и особенно Зейдлиц доказывали королю, что сражение необходимо приостановить - солдаты устали от тяжелейшего марша и жары, бой практически выигран и надо не продолжать атаки, а усилить обстрел, чтобы вынудить врага к отступлению. Однако Фридрих так не думал. Его целью было не нанесение русским тактического поражения, как при Цорндорфе, а их решительный разгром, от которого они не смогли бы оправиться. В этом короля поддержал молодой Ведель, жаждавший реванша за Пальциг и считавший, что необходимо решительно атаковать центр союзных войск; при удаче недолго продержался бы и правый фланг. Генерал видел, что сопротивление русских постепенно слабеет, и настаивал на продолжении наступления. Тогда Фридрих отдал приказ к атаке Большого Шпица.
К трем часам дня половина поля сражения находилась в руках пруссаков; пехота очистила Фридриху поле действия; теперь оставалось коннице и артиллерии довершить начатое. Король попытался расширить фронт атаки и глубоко охватить центр союзников. С этой целью он двинул группу войск своего правого крыла в обход позиции союзников на Большом Шпице слева, а сильную кавалерию левого крыла направил на фронт основной русской позиции.
Но кавалерия его находилась на другом конце, против правого русского крыла. Она не могла поспеть вовремя, потому что должна была дефилировать и делать большие обходы между прудами и болотами. Пушки также могли быть перевезены только с большими затруднениями.
Салтыков воспользовался заминкой с вводом в бой прусской тяжелой кавалерии и открыл по пруссакам сильный огонь из 80 орудий, как в крепости, укрытых за отрытыми шанцами и каменными стенками кладбища. Вообще, следует сказать, что очень большую роль в этой фазе сражения сыграла русская артиллерия. Еще во время боя за Мюльберг началась перегруппировка русской полевой артиллерии центра и правого крыла к левому флангу; в дальнейшем во время боя за Большой Шпиц такой маневр был осуществлен в сравнительно широких масштабах. Орудия шуваловской системы («секретные гаубицы» и «близнята», создававшиеся специально для огня картечью) выполнили важную функцию при отражении обходной правофланговой группы пруссаков. Существенно, что при выполнении указанного маневра орудия полевой артиллерии перемещались на конной тяге. Еще большее значение в бою за Большой Шпиц сыграла артиллерия полковая. Можно предполагать, что «единороги» полковой артиллерии, находившиеся со своими полками не в первой линии боевого порядка, успешно боролись с прусскими батареями, ведя огонь через головы боевых порядков своей пехоты. Напротив, пруссаки сумели переместить на Мюльберг только часть полевой артиллерии, наиболее тяжелые орудия остались на исходных позициях, слишком удаленных от фронта (вязкая песчаная почва препятствовала своевременной смене позиций).
Во многих русскоязычных источниках можно прочитать, что Салтыков якобы предвидел такое развитие событии и хладнокровно перебрасывал артиллерию с правого фланга на угрожаемый левый, «прикрывая переброску орудии дымом горящих строений и ведением огня по всему фронту» . Однако на деле было совсем не так: приказов о переброске конкретных батарей не было, командиры, получив приказ о смене позиций, действовали по собственному усмотрению. Обливаясь потом, русские лихорадочно перетаскивали пушки, иногда даже перед фронтом своей пехоты, что привело к потере большого количества артиллерии. Мест для размещения батарей также указано не было, поэтому орудия ставили вперемешку и где попало, что привело к почти полной потере управления огнем старшими офицерами. Стреляли кто ядрами и гранатами, кто картечью, правильного залпового огня не было.
Артиллерия при Кунерсдорфе. 1759 год.
Тем не менее Салтыкову удался этот отчаянный маневр, и продолжавшие наступление на русский левый фланг пруссаки сразу почувствовали мощь огня нескольких десятков спешно переброшенных туда орудий. Скопившиеся на Мюльберге массы прусской пехоты несли тяжелые потери от огня русской артиллерии.
Однако все выгоды битвы еще были на стороне Фридриха: его войска сбили две первые линии русских, захватив при этом 70 орудий. Русско-австрийская армия, совершенно расстроенная, сосредоточилась в последнем своем ретраншементе, защищаемом пятьюдесятью орудиями.
Все же сумев подтянуть неповоротливую артиллерию, Фридрих II продолжил усилия своих войск овладеть центральной позицией, которую обороняли полки Румянцева. Главную батарею на Шпице непосредственно прикрывали 3-й и 4-й Гренадерские, Апшеронский, Псковский, Вологодский полки. Видя приготовления к фронтальной атаке, Румянцев приказал бригадирам Бергу Дерфельдену переменить фронт: Сибирский, Азовский и Низовский полки перешли в первую линию, а уже потрепанные огнем противника Углицкий и Киевский - во вторую. Командующий русской артиллерией генерал Бороздин усилил эти части «единорогами» из резерва. Псковский полк прикрыл ретраншемент слева, против Мюльберга.
Пруссаки полезли на крутой обрыв Шпица через овраг Кунгрунд: в них брызнула картечь и рвы наполнились трупами, которые тут же засыпало землей. Несколько раз солдаты возобновляли свои попытки, и каждый раз страшный овраг наполнялся новыми жертвами. Все же прусские гренадеры сделали невозможное: они форсировали превратившийся в братскую могилу Кунгрунд и завязали штыковой бой на артиллерийских позициях. Новгородский мушкетерский полк был сбит и рассеян; остальные полки дивизии Румянцева окружены и изолированы.
Одновременно с атакой во фланг русских позиций на горе Большой Шпиц прусская конница атаковала те же позиции с тыла, а пехота - с фронта, недалеко от Кунерсдорфа. Наступил критический момент битвы. Потеря позиций в центре неизбежно вела русскую армию к полному и сокрушительному поражению. Однако атака с фланга, со склонов Мюльберга на склон Большого Шпица, захлебнулась - русские линии гибли одна за другой, но отстояли свои позиции.
Фридрих приказал Зейдлицу начать атаку всеми силами конницы во фронт русских полков, стоявших на Большом Шпице, с тем, чтобы сломить сопротивление русского центра. Король заранее наметил использование кавалерии с юго-востока и юга и заблаговременно развернул ее западнее Кунерсдорфских прудов. Теперь пришло ее время: конница знаменитого после Росбаха и Цорндорфа кавалерийского генерала после отхода пехоты помчалась на укрепленные позиции готовых к бою русских полков и батарей, но эта атака провалилась: несвоевременно атаковавшая русских тяжелая конница, построенная в плотные боевые порядки, попала иод сосредоточенный огонь многочисленных русских батарей. К ним присоединились и мушкеты Невского, Казанского, Псковского и двух гренадерских (3-го и 4-го) полков. Кавалерия прусского левого крыла принца Вюртембергского , направленная в тыл, но вынужденная под сильным огнем русской артиллерии преодолевать дефиле между озерами к югу от Кунерсдорфа, вообще не смогла выйти в атаку. После горячего боя, во время которого Зейдлицу вместе с пехотой удалось ворваться с фронта и фланга внутрь ретраншемента (прусская конница сделала невероятное - она сумела преодолеть огонь русской артиллерии, прорвать пехотные линии на Шпице и прорваться на вершину холма), вся правофланговая группа пруссаков была опрокинута и частично рассеяна. Замешкавшихся под обстрелом кирасир принца Вюртембергского окончательно рассеяли подлинным руководством Румянцева и Лаудона: Румянцев повел свою кавалерию в атаку - Архангелогородский и Тобольский драгунские полки смяли знаменитых «белых гусар» генерала фон Путкаммера. Лаудон поддержал союзников, поведя в бой два эскадрона австрийских гусар.
В этом бою был застрелен и сам отважный Путкаммер. Зейдлиц был тяжело ранен картечью в руку одним из первых, но с коня не сошел. Принц Евгений Вюртембергский, не покидавший поля боя и пытавшийся собрать своих кирасир и драгун для новой атаки, тоже был ранен. Во время боя на Шпице ранения получили Финк, Гюльзен и несколько других прусских генералов. Бледный от потери крови Зейдлиц сумел-таки собрать свои поредевшие эскадроны за прудами и вновь построил их, хотя русские ядра долетали и туда.
Бой на Большом Шпице носил тяжелый характер для русской пехоты (противник отчасти сохранял начальное охватывающее положение), и русские войска центра, проявляя непоколебимую стойкость, с трудом сдерживали неприятеля. С подходом подкреплений с фактически бездействовавшего правого крыла и из резерва фронт союзных войск, расположенный теперь поперек прежнего, был удлинен, и положение их стало улучшаться, а атаки пруссаков - захлебываться. Состояние прусской армии к этому моменту хорошо описал Кони: «Сама природа их обезоружила: пятнадцать часов прусское войско находилось в форсированных маршах, девять часов длилась уже битва, жаркий день, голод, жажда и непрерывные усилия истощили последние их силы; солдаты роняли ружья и в совершенном изнеможении падали на месте».
Русские войска центра, усиленные постоянно подходившими с правого фланга резервами, мощными контратаками отбросили прусскую пехоту - численное превосходство переходило на сторону русских. После ожесточенного четырехчасового боя на склонах высоты с подходом новых подкреплений успех начал явно склоняться на сторону союзных войск. Переход некоторых частей русской пехоты в штыковые контратаки (по-видимому, по почину частных начальников) увлек остальные части и быстро привел к решительному перелому хода сражения.
В то же время атаки пруссаков на другие высоты были также счастливо отбиты. Фридрих старался провести одну свою колонну позади нашей второй линии, чтобы тем поставить русских между двух огней, но и это не удалось. Генерал-майор Берг встретил ее штыками и шуваловскими гаубицами и потеснил назад; а Вильбуа и князь Долгорукий, ударив пруссакам во фланг, обратили их в бегство и взяли обратно не только все наши пушки, но отняли еще множество неприятельских. Нарвский. Московский, Вологодский и Воронежский полки сбросили пруссаков в Кунгрунд и стали развивать наступление по фронту и в направлении Мюльберга. С другой стороны в атаку перешли Вологодский, Апшеронский и Азовский полки.
Теперь наступил критический момент для пруссаков. Фридрих употребил последнее средство: он вновь приказал Зейдлицу атаковать высоты. Раненый генерал вторично перевел свои эскадроны через пруды и ринулся на русские окопы. Но картечь действовала слишком опустошительно: расстреливаемая с фронта прусская кавалерия расстроилась, и, прежде чем смогла прийти в порядок, Лаудон с австрийскими гусарами Коловрата и Лихтенштейна, а генерал-майор Тотлебен с русскими легкими войсками ударили на нее в тыл и во фланг. В это время и Румянцев бросил в атаку всю имевшуюся у него кавалерию: киевских и новотроицких кирасир, архангелогородских и рязанских конногренадер и тобольских драгун.
В этом бою прусская тяжелая кавалерия полегла практически в полном составе. После того как с нескольких позиций по расстроенным эскадронам Зейдлица ударила русско-австрийская конница, продолжила наступление русская пехота, в жарком штыковом бою снова занявшая Мюльберг. Когда прусская инфантерия и конница стали выдыхаться, вдоль фронта ударил резерв союзников. Под непрекращающимся артобстрелом пруссаки обратились в бегство, несмотря на увещания и просьбы Фридриха, за ними ринулась конница Румянцева, завершив разгром.
Румянцев и Лаудон, проскочив окопы союзников, ударили с русскими кирасирами полка наследника и австрийскими гусарами во фланги прусских эскадронов и опрокинули их; князь Любомирский с полками Вологодским, Псковским и Апшеронским и князь Волконский с 1-м Гренадерским и Азовским привели в беспорядок еще сопротивляющуюся прусскую пехоту. Даже личная храбрость раненого Зейдлица не помогла против этой стремительной контратаки: пруссаки расстроились и разбежались. Русско-австрийская армия продолжала неудержимое наступление через Мюльберг, прижимая остатки войск противника к болотистым берегам Гюнера.
Сам Румянцев так рапортовал о своих действиях при Кунерсдорфе:
«…Преследовавший неприятеля с легким войском генерал-майор граф Тотлебен в ночь меня рапортовал, что он чрез болото в лес к неприятельскому левому крылу казаков послал, чтоб кавалерию от пехоты отрезать, а он с гусарами и кирасирскими Его Императорского Высочества полку 2-мя эскадронами, кои весьма храбро себя оказали, по сю сторону болота построился; неприятельская кавалерия, усмотря, что казаки заезжают с тылу, ретироваться стала, но в то время оная с обоих сторон казаками и гусарами атакована, расстроена и разбита, многие поколоты и в полон взяты, в сверх того целый неприятельской от протчих отделившийся кирасирский эскадрон 20-ю человеков казаков и 15-ю человек гусар в болото вогнан, побит и пленен, которого стандарт в добычу взят; от сего места далее мили за неприятелем погоня была…»
Попытки Фридриха перехватить инициативу ни к чему не привели. Прусская пехота и почти истребленная вражеским артогнем кавалерия бежали с поля боя. Король подозвал к себе подполковника Бидербее и приказал ему взять лейб-кирасирский полк с тем, чтобы остановить или хотя бы задержать врага. Лейб-кирасиры зашли во фланг вырвавшемуся вперед Нарвскому полку и почти полностью изрубили его, но, в свою очередь, были атакованы Чугуевским казачьим полком. Бидербее попал в плен; штандарт полка был захвачен русскими, а сам полк полег почти до последнего человека.
Это ознаменовало конец организованного сопротивления королевской армии: бросая оружие, она побежала в леса и на мосты, наведенные ранним утром. На узких проходах между озерами и на мостах люди давили друг друга, повсеместно сдаваясь в плен. Пионерный полк капитулировал в полном составе при первом появлении вражеской конницы.
Наконец неистовые крики преследующего неприятеля обратили в бегство и последнюю горсть храбрых пруссаков. Среди них был небольшой отряд гусар ротмистра Притвица; за ним гнались казаки. «Господин ротмистр! - закричал один из гусар. - Взгляните - это наш король!» Весь отряд кинулся на пригорок. Но нем стоял Фридрих, один, без свиты, сложив на груди руки и с немым бесчувствием смотрел он на гибель своего славного войска. Притвиц почти силой усадил его на коня, гусары схватили лошадь за поводья и увлекли за собой. Но казаки их уже настигли, и король, наверное, был бы убит или взят в плен (у Притвица было не более сотни людей), если бы ротмистр удачным выстрелом из пистолета не сразил офицера, который предводительствовал казачьим отрядом. Падение его на несколько минут остановило преследователей, и пруссаки успели ускакать. Тем не менее король потерял на поле боя свою шляпу, которая впоследствии была торжественно помещена в Эрмитаж.
Фридрих совершенно потерялся; вся бодрость духа, вся энергия его исчезли. «Притвиц! Я погиб!» - восклицал он беспрестанно дорогой. И едва отряд ушел от преследования, он написал карандашом записку к своему министру Финку фон Финкенштейну (брату раненого при Кунерсдорфе генерала) в Берлин: «Все пропало! Спасите королевскую фамилию! Прощайте навеки!»
Поздно вечером он прибыл в небольшую деревушку на Одере. Отсюда был отправлен новый гонец к Финкенштейну. «Я несчастлив, что еще жив. Из армии в 48 тысяч человек, - писал ему король, - у меня не остается и 3 тысяч. Когда я говорю это, все бежит, и у меня уже нет больше власти над этими людьми. В Берлине хорошо сделают, если подумают о своей безопасности. Жестокое несчастье! Я его не переживу. Последствия дела будут хуже, чем оно само. У меня нет больше никаких средств, и, сказать правду, я считаю все потерянным. Средства мои истощены. Но я не буду свидетелем погибели моего Отечества. Прощайте навсегда!»
Тут же было сделано предписание Финку, которому король сдавал команду над остатками своей несчастной армии: «Генералу Финку предстоит трудное поручение. Я передаю ему армию, которая не в силах более бороться с русскими. Гаддик за ним, а Лаудон впереди, ибо он, вероятно, пойдет на Берлин. Если генерал Финк двинется за Лаудоном - Салтыков нападет на него с тыла; если он останется на Одере, то будет подавлен Гаддиком. Во всяком случае, я думаю, лучше напасть на Лаудо-на. Успех такого предприятия мог бы остановить наши неудачи и замедлить ход дела, а выигрыш времени очень много значит в таких обстоятельствах. Секретарь мой Керер будет присылать генералу газеты из Торгау и Дрездена. Генерал Финк должен обо всем извещать моего брата, которого я наименовал генералиссимусом армии. Совершенно поправить наше несчастье невозможно; но все приказания моего брата должны быть исполняемы беспрекословно. Армия присягнет моему племяннику, Фридриху Вильгельму. Вот последняя моя воля. В бедственном моем положении я могу только подать совет, но если бы имел хоть какие-нибудь средства, то, верно, не покинул бы мир и войско. Фридрих».
Фридрих ночевал в полуразвалившемся крестьянском шалаше. Не раздеваясь, бросился он на пук соломы, а адъютанты расположились в ногах его, на голом полу.
Всю ночь прометался он на своем ложе в страшном волнении: состояние души его было ужасно. Утром приближенные едва его узнавали, до того изменились все его черты: отрывистые, бессвязные, почти бессознательные речи показывали, что он близок к помешательству. Один из офицеров донес, что привезли несколько спасенных орудий. «Ты лжешь! - закричал на него Фридрих в бешенстве. - У меня нет больше пушек!»
Почти так же принял он артиллерийского полковника Моллера, когда тот явился с рапортом. Но «Моллер выдержал первый пыл и потом старался успокоить и утешить короля. Он уверил его, что все солдаты преданы ему душой и телом, готовы на каждый новый подвиг и рады всей своей кровью искупить свободу отечества и жизнь короля. Это подействовало на Фридриха; слезы проступили у него на глазах и ему стало легче. Новые надежды заняли в душе его место мрачного отчаяния и постоянной мысли о самоубийстве». Еще на поле боя адьютант едва успел выбить из рук короля склянку с ядом, теперь же эти настроения понемногу стали исчезать.
Пруссаки потеряли в Кунерсдорфской битве 19 172 убитыми, ранеными и пленными (только на поле боя русские захоронили 7626 убитых врагов). Керсновский считает, что цифра эта занижена на треть и в действительности составляет 30 тысяч, хотя это весьма сомнительно, если учесть дальнейшее загадочное развитие событий кампании 1759 года. Не менее 2000 человек дезертировали. Между убитыми находился и майор Эвальд фон Клейст, известный немецкий поэт, имя которого гремело по всей Германии. Он вел солдат на приступ Шпица, ядро оторвало ему правую руку, он схватил шпагу левой и опять бросился вперед, но не достиг вершины: картечь раздробила его ногу Солдаты отнесли Клейста в лощину и оставили до окончания битвы. Здесь его нашли казаки; раздели донага и бросили в болото. Во время битвы русские гусары, проходя мимо, услышали его стоны, вытащили полумертвого из болота, приодели, чем могли, перевязали рану, утолили его жажду, но не смогли взять с собой, а оставили близ дороги. Тут пролежал он до глубокой ночи. Новый казачий пикет совершил над ним новые насилия.
На следующий день русский офицер нашел его в ужасном положении, покрытого ранами, почти истекшего кровью. Клейста немедленно отправили во Франкфурт, где над ним были испробованы все врачебные средства. Но ничто не смогло возвратить его к жизни: он умер 12 августа и был похоронен с большими почестями. Руководители Франкфуртского университета и русские войска сопровождали его гроб до могилы. Один из русских офицеров, видя, что на гробе Клейста нет шпаги, положил свою на крышку, говоря, что такой достойный офицер не может быть похоронен без этого знака отличия.
Беспорядочно бегущие толпы пруссаков могли бы быть окончательно рассеяны энергичным преследованием - имелась возможность отбросить их от переправ через Одер и лишить наиболее удобных путей отступления. Однако силы, выделенные для преследования, были недостаточными - только русская и австрийская легкая конница, а велось оно весьма вяло. Командующий русской легкой конницей генерал Тотлебен преследовал противника на протяжении не более 5 километров от границ поля сражения, а австрийцы, по-видимому, еще менее (к ночи австрийская конница уже вернулась на бивуак). Прусские войска беспрепятственно переправились на левый берег Одера.
Историки полагают урон с русской стороны до 16 тысяч человек убитыми и ранеными (по другим данным, 15 700). Свидетельством тому является факт, что граф Салтыков в донесении своем императрице сказал в оправдание своих значительных потерь: «Что делать! Король прусский дорого продает победы над собой! Ежели мне еще такое же сражение выиграть, то принуждено мне будет одному с посошком в руках несть известие о том в Петербург».
Но все это (по мнению Кони) несправедливо. Русских ранено 10 863, в их числе князь Голицын, князь Любомирский и генерал Олиц. Что же касается убитых, граф Салтыков позднее говорил в своем донесении: «Могу Вашему Императорскому Величеству засвидетельствовать, что если найдется, где победа сия славнее и совершеннее, то, однако ж, ревность и искусство генералов и офицеров, а мужество, храбрость, послушание и единодушие солдатства должны навсегда примером остаться. Что же до урону с нашей стороны принадлежит, то оный гораздо меньше, нежели я сперва сам думать мог. Убитых генерально всех чинов имеем мы только 2614 человек». Войска Лаудона потеряли 2500 солдат и офицеров, таким образом, по официальным данным, союзники лишились примерно 16 тысяч человек убитыми и ранеными.
Добыча русских состояла из 26 знамен, 2 штандартов, 172 пушек и гаубиц (почти все имевшиеся в наличии у пруссаков к началу сражения) и огромного количества полевых снарядов (все артиллерийские обозы прусской армии попали к русским и австрийцам). Кроме того, взято в плен 4555 человек рядовых, 44 офицера и отнято более 10 тысяч ружей, не считая 100 тысяч мушкетных патронов и прочего военного имущества. О масштабах поражения пруссаков и количестве взятых трофеев говорит хотя бы тот факт, что в 1759 году Россия продала Речи Посполитой такое количество прусских трофейных мушкетов, что ими перевооружили всю, правда не очень многочисленную, армию этой страны. Военная добыча была отослана в Познань, пленные - в Восточную Пруссию; при этом, как сообщал в Петербург Салтыков, 243 прусских артиллериста изъявили желание поступить на службу в российскую армию.
Граф Салтыков был награжден за Кунерсдорфскую победу чином генерал-фельдмаршала. По случаю битвы даже отчеканили сразу два вида наградных медалей - едва ли не впервые в России! Одна из них, отливавшаяся из серебра и предназначавшаяся для регулярных войск, имела на аверсе профиль императрицы и девиз «Б. М. Елисаветъ I, Імперат. I I Самод. Всеросс.» На реверсе медали был изображен воин в доспехах, державший в левой руке знамя с двуглавым орлом, а в правой - копье. Слева от фигуры - шпили Франкфурта, справа - фигурки бегущих в панике пруссаков. Поле усеяно брошенными трофеями. Ногой воин опирается на кувшин, из которого бежит струя воды с пояснительной надписью «р. Одер». Сверху и снизу на медали размещен девиз: «Победителю надъ прусаками авг. 1. Д. 1759». Для командиров казачьих полков был вычеканен свой образец медали с несколько отличным дизайном реверса: на нем изображалась различная воинская арматура с такой же надписью.
Кунерсдорфское сражение явилось одной из самых выдающихся побед русской армии XVIII века. Русские войска продемонстрировали во всей мере свои высокие боевые качества и покрыли себя славой. Фридрих II потерпел одно из наиболее тяжелых поражений за всю свою полководческую деятельность.
Оценивая решения и действия Салтыкова в этом сражении, необходимо прежде всего сказать, что он показал себя не только выдающимся полководцем-практиком, что признается рядом авторов. Важным принципиальным моментом и заметным вкладом в развитие военного искусства являлось внесение Салтыковым в традиционную схему линейного порядка нового элемента - сильного общего резерва (хотя, как я говорил выше, несколько импровизированного характера), который в ходе сражения был целесообразно и эффективно использован.
Контрастом явилось отношение к данному вопросу противника Салтыкова - Фридриха II, который в соответствии с принятыми правилами линейной тактики не имел практически никакого резерва. Между тем наличие такового позволило бы ему усилить группу войск правого крыла, атаковавших в обход Большого Шпица с северо-востока (единственное направление, которое в условиях превосходства противника в силах и сильно укрепленной позиции обещало пруссакам успех), и этим, может быть, изменить ход сражения.
Клаузевиц и Дельбрюк считали, что при Кунерсдорфе Фридрих стал жертвой своей тактики: фланговая атака на узком пространстве, невозможность использовать в полной мере конницу, отказ от атаки правого крыла русской армии, откуда Салтыков совершенно спокойно перебрасывал резервы на угрожаемые участки (австрийские полки на правом фланге, кроме погибших на Большом Шпице восьми гренадерских рот и двух гусарских полков, атаковавших пруссаков вместе с Румянцевым, вообще не участвовали в бою) - все это предопределило поражение. Вместе с тем они отмечали умелое использование русскими местности, значительно укрепленной окопами и засеками, а также стойкость русских солдат на склонах Большого Шпица.
В ходе управления сражением Салтыков проявил твердость, хладнокровие и последовательность. Заранее предусмотренный маневр вдоль фронта силами резерва и неатакованной части боевого порядка был осуществлен в достаточной мере планомерно и своевременно. Останавливаясь же на оценке потерь союзной армии, должен сказать, что Кони (вслед за самим Салтыковым) весьма преуменьшает их число. 2614 «убитых генерально всех чинов» не соотносится ни к численности войск, принимавших участие в сражении, ни к его ходу (разгром левого фланга русских, овладение пруссаками Мюльбергом, установка на нем батареи и открытие «губительного продольного огня» по позициям союзников), ни к продолжительности боя (более 19 часов), ни, наконец, к его ожесточенности. В качестве примера можно привести любопытное отличие, которого впоследствии удостоился Апшеронский пехотный полк - красные штиблеты, а затем, с изменением обмундирования, - отвороты на сапогах. Это отличие, как говорилось в приказе, дано полку в знак того, что «во Франфорской баталии полк стоял по колено в крови». Даже под Цорндорфом, где сражение было более кратким по времени, а русские также оборонялись, стоя в укрепленных шанцах, русские потеряли, по разным данным, от 17 до 18,5 тысяч человек - половину всей армии. Не соотносится число показанных русскими убитых (чуть более 2600) к числу ими же «заявленных» раненых (более 10 тысяч).
Наконец, характерно то, что Салтыков сразу после Кунерсдорфа настолько опасался вновь атаковать разбитого и деморализованного Фридриха, что безучастно смотрел, как пруссаки маневрируют и собирают резервы буквально у него под носом. Это сказалось даже на заключительном этапе «франфорской баталии»: как пишет Керсновский, «преследование (кавалерией Румянцева. - Ю. Н. ) велось накоротке: у Салтыкова после сражения оставалось не свыше 22–23 тысяч человек (австрийцы Лаудона в счет не могли идти: подчинение их было условное), и он не мог пожать плоды своей блистательной победы».
Один упрек Салтыкову отвести нельзя: преследование действительно было неоправданно слабым. Можно искать причины поведения Тотлебена в сознательном предательстве: Тотлебен позднее (в 1761 году) был изобличен как агент прусского короля. Однако приходится констатировать, что командующий армией не придавал должного внимания преследованию. Что касается вялых действий австрийской конницы, то это было вообще типично для нее, а оказать значительное давление на Лаудона Салтыков не мог.
Преследование не было толком организовано, проводилось с излишней осторожностью, и поэтому конница отнюдь не «совершенно доконала пруссаков», как это смакует Керсновский и иже с ним, а лишь потрепала отставших при общем бегстве противника (об этом говорит и смешное: при полном расстройстве армии противника, число взятых пленных - менее 5000 человек) и вернулась в свое расположение. Плоды битвы действительно были потеряны: тот же «ревнитель русской славы» в своей «Истории русской армии» нехотя провел параллели между Кунерсдорфом и разгромом пруссаков Наполеоном под Йеной и Ауэрштедтом в 1806 году: «Само поражение пруссаков было, пожалуй, не так сильно, как при Кунерсдорфе: все довершило преследование, могущее считаться образцовым в военной истории».
Открытый путь на Берлин также не был использован союзниками (как пишут советские историки, «по причине австро-русских противоречий»). Если бы безвозвратные потери союзников действительно составили менее 3000 человек, русские взяли бы вражескую столицу и без помощи австрийцев. Согласно реляции Салтыкова, после Кунерсдорфа у него оставалось 20 тысяч человек, у Лаудона - 15–10 тысяч («за вычетом потерь»). Более того, наши авторы как-то забывают, что через два дня после сражения к Салтыкову прибыл уже второй 12-тысячный австрийский корпус - генерала Гаддика, что довело численность союзных войск до первоначальных 48 тысяч человек. Атаковать Берлин мог бы даже один Лаудон, имея за спиной почти 100 австро-имперских войск.
Кроме того, оперируя цифрами о якобы совершенно «недостаточном» для взятия Берлина количестве русских войск (подумаешь, какие-то «не свыше 22–23 тысяч»!), все наши историки как-то забывают, что несколькими строчками выше смаковали полное отчаяние Фридриха и тот факт, что у него на тот момент оставалось всего 3000 бойцов. Но даже в таких условиях Салтыков остался на месте. Это говорит либо о том, что его потери оказались действительно катастрофическими (гораздо выше, чем заявлено), либо о том, что русская армия боялась новой встречи с врагом до подхода резервов или без крупномасштабной помощи союзников. Поэтому совершенно беззащитный Берлин попал в наши руки только через год. Это странное противоречие, никак не объясняемое нашими историками, во многом идет от цитирования взахлеб панических писем короля, сильно драматизировавшего свое тяжелое, но отнюдь не смертельное поражение.
Цепь последовательных решений и действий Салтыкова заканчивается Кунерсдорфской победой. Она подвела союзников вплотную к возможности в кратчайший срок завершить войну. Вся эта цепь лежит в плоскости стратегических идей, противоположных основам западноевропейской стратегии того времени и предваряющих развитие новой стратегии, продолженной в русском военном искусстве Румянцевым и доведенной до высших ступеней Суворовым.
Проведение в дальнейшем последовательной стратегии такого характера оказалось Салтыкову не по силам. Кунерсдорфская победа осталась неиспользованной. Если за слабость тактического преследования ответственность ложится на русского полководца, то стратегическая «эксплуатация» успеха была во многом сорвана австрийцами. А такая «эксплуатация» была вполне возможна. Салтыков по присоединении к нему второго австрийского корпуса Гаддика предложил двинуться на Берлин, но получил ответ, что австрийские войска не могут действовать без указания Дауна.
Должен сказать, что Салтыков (которого у нас многие сравнивают с Кутузовым) не проявил особых талантов как до Семилетней войны, так и во время нее. Скорее, его можно сравнить с герцогом Веллингтоном, а Кунерсдорф - с Ватерлоо. Как и Веллингтон, Салтыков предоставил противнику полную инициативу, а сам сделал единственное: вгрызся в землю, как бульдог. Легко обвинять полководца (Наполеона или Фридриха, неважно) в том, что активно наступая, он совершает какие-то тактические просчеты. Полководца, зарывшегося в обороне, упрекнуть вроде бы не в чем - он всего-навсего пассивно отбивается от врага, сделав ставку не на превосходство в тактике, а только на количество и качество своих солдат. В 1815 году сильно уступающих французам в численности англичан спас подход пруссаков, а в 1759-м русских - их крупное превосходство в силах, особенно в артиллерии, и, прежде всего, выгоды позиции . Но ведь и Веллингтона никто, кроме англичан, не производит в великие полководцы…
* * *Итак, простояв несколько дней на поле битвы. Салтыков выступил в поход, но не на Берлин, где его со страхом ждали, а в другую сторону - на соединение с австрийской армией Дауна. Тем временем Фридрих взял себя в руки и сумел несколько поправить дело.
Почему Салтыков не пошел на Берлин? Думается, что русский главнокомандующий не был уверен в успехе такого похода: сразу после сражения уставшая армия, обремененная ранеными, трофеями, пленными, выступить в поход не могла, а подсчитав потери, составлявшие треть личного состава, Салтыков «счел поход возможным только при условии активного участия в нем Австрии».
Как я уже говорил выше, Фридрих всегда был склонен чрезмерно преувеличивать свои неудачи и горести. Приведенное выше его эмоциональное, паническое письмо Финку свидетельствует больше о неуравновешенном характере прусского короля, чем о реальной обстановке. Хотя Кунерсдорфское поражение наряду с Колином и Хохкирхом и правда стало самым тяжелым для него ударом за все его правление, на деле положение короля было не таким уж плачевным.
Хотя непосредственно после боя пруссакам удалось собрать и организовать только 10 тысяч солдат и офицеров (а отнюдь не три), Фридрих скоро убедился, что страх и отчаяние его были необоснованными, он оставил мысли о самоубийстве и вновь принял командование. Вскоре около него собралось еще до 18 тысяч человек, рассеянных неприятелем в Кунерсдорфской битве (все они добирались к месту сбора поодиночке или мелкими группами и, конечно, легко могли быть добиты и пленены, если бы славная конница союзников не оказалась, мягко говоря, слишком осторожной). С ними он переправился через Одер, уничтожил за собой мосты и стал укрепленным лагерем между Кюстрином и Франкфуртом.
Русские, между тем, также перешли Одер и расположились лагерем при Лоссове, а Даун подвинулся с главной австрийской армией в Нижний Лаузиц. Все показывало, что оба войска хотели соединиться, вместе вступить в Бранденбургскую Марку и овладеть беззащитной столицей Пруссии. Фридрих присоединил к себе все войска из гарнизонов, какими мог располагать, и решил готовиться к последнему бою: обороне столицы. Для этого он стал у Фюрстенвальде, прикрытого рекой Шпрее (по дороге на Берлин), куда вытребовал себе новую артиллерию из берлинского арсенала и крепостные пушки, дождался подкреплений от Фердинанда и реорганизовал свою армию. К 29 августа, всего через две недели после разгрома под Кунерсдорфом, у короля было уже 33 тысячи человек (!), и «он мог спокойно взирать на будущее». Но напрасно Фридрих ждал неприятелей: они не являлись.
Идти на Берлин без австрийцев Салтыков упорно не хотел. Взбешенный Даун выделил ему кроме 10-тысячного корпуса Лаудона 12-тысячный корпус генерала Гаддика, но сам перейти в наступление со всей армией отказался. Для этого были свои причины. Важнейшая из них - присутствие в тылу австрийской армии двух прусских армий: принца Генриха в Саксонии и генерала Фуке в Силезии (всего не менее 60 тысяч человек). В случае наступления цесарцев на Берлин оба этих корпуса, сдерживаемые армией Дауна, сразу бы активизировались и перерезали австрийские коммуникации, потому Даун хотел вначале взять Дрезден и выбить пруссаков из Саксонии. Однако, по справедливому мнению Г. Дельбрюка, поход русско-австрийских войск на Берлин все же был возможен, «но лишь при условии, чтобы главнокомандующие действовали единодушно и решительно. Такое сотрудничество в союзных армиях, как то показывает опыт, достигается с трудом: не только полководцы имеют разные взгляды, но за этими взглядами кроются и различные, весьма крупные интересы».
По причине возникших несогласий между Салтыковым и Дауном русские не воспользовались своими выгодами. Даун требовал, чтобы Салтыков шел непременно на Берлин, а сам прикрывал свои тылы. Салтыков сварливо отвечал на это, что одержал уже две кровавые победы и ждет того же от австрийского фельдмаршала. Тогда Даун несколько выдвинулся вперед (фактически, только к этому времени было достигнуто соглашение о совместном наступлении на прусскую столицу), но едва он прошел несколько миль, как принц Генрих, наблюдавший за ним в Силезии, посредством хитрого маневра ударил ему в тыл, разрушил все магазины в Богемии и принудил его поспешно вернуться на исходные позиции. Это полностью подтвердило опасения австрийцев за свой оперативный тыл и к тому же лишило их запасов провианта и боеприпасов.
В конце концов австрийцы предложили свой план: их армия займется осадой силезских крепостей, русской же армии отводилась задача прикрытия осадных операций. В дальнейшем планировалось оставить русскую армию в Силезии на зимних квартирах. Политический смысл этих решений был ясен: австрийцы хотели использовать победы русской армии, чтобы достигнуть одной из основных своих целей - возвращения Силезии. Весьма характерна и стратегическая сторона их плана: вместо действий против армии противника выдвигались задачи овладения территорией.
22 августа в Губене состоялась встреча Салтыкова с австрийским командующим, который по-прежнему настаивал на своем плане продолжения кампании. На первой же встрече с Салтыковым Даун предложил план совместных действий в Саксонии и Силезии с последующим размещением русской армии на зимние квартиры в Силезии. Поначалу Салтыков согласился с планом Дауна, но постепенно стал все больше и больше противиться его осуществлению.
Во-первых, он боялся разрыва коммуникационных линий с Восточной Пруссией и Речью Посполитой в случае движения в глубь Саксонии или Силезии и не верил, что австрийцы смогут обеспечить снабжение и удобные зимние квартиры в еще незавоеванной Силезии. Во-вторых, он считал, что сами австрийцы слишком мало делают для победы над Фридрихом и возлагают большие, чем следовало, надежды на участие русской армии в операциях против Пруссии.
Когда Даун через посланного генерала предложил Салтыкову двинуть армию к Пейцу, чтобы перекрыть Фридриху дорогу в Саксонию, русский главнокомандующий ответил отказом: «…неприятель уже места около Пейца занял, так разве мне его атаковать и оттуда выгнать, на что я отважиться не хочу, ибо и без того вверенная мне армия довольно уже сделала и немало претерпела, теперь надлежало б нам покою дать, а им работать, ибо они почти все лето пропустили бесплодно». Австрийский генерал, по словам Салтыкова, возразил на это: «…у них три месяца за нами руки связаны были, чем он нарекать хотел, что мы долго маршировали, но я, подхватя его речь, повторил, я-то достаточно сделал в этом году, я выиграл два сражения. Прежде чем мне снова начинать действовать, я ожидаю, чтобы вы тоже выиграли два сражения. Несправедливо, чтобы действовали только войска моей Государыни» и т. д. и т. п. Взаимные попреки, как известно, мало продвигают общее дело союзников (хорош был бы Сталин, если бы общался с англо-американцами в подобном стиле - боюсь, Вторая мировая не закончилась бы и в 50-е годы!).
Если отстраниться от конкретных обстоятельств распри генералов-союзников и не требовать от Дауна большего уважения к победителю Фридриха при Кунерсдорфе, а от вчерашнего командующего ландмилицией - необходимого в отношениях с союзниками такта и дипломатического таланта (присущего, например, А. В. Суворову), то в основе несогласованности действий союзников можно увидеть главное противоречие австро-русского договора о совместной борьбе против Пруссии.
Как уже отмечалось, этот договор отводил России роль вспомогательной силы и ограничивал ее действия военными демонстрациями. Поэтому русское правительство и не добивалось равноправной роли России в союзе и не ставило конкретной задачи в войне, которая, как отмечалось в постановлении Конференции 26 марта 1756 года, велась, «чтоб короля прусского до приобретения новой знатности не допустить, но паче его в умеренные пределы привести и, одним словом, неопасным его уже для здешней империи сделать». Известно также, что отцом этого плана был А. П. Бестужев-Рюмин, не рассчитывавший на серьезную войну. Когда же русские войска заняли Восточную Пруссию и начали действовать в сотне километров от Берлина, роль России в войне силою обстоятельств изменилась. Однако петербургские политики ничего не сделали для изменения роли России в союзе и условий ее участия в войне с прусским королем. Результатом этого стала известная противоречивость русской внешней политики и соответственно поведения русских главнокомандующих.
С одной стороны, союзное соглашение ставило русскую армию целиком на службу интересам Австрии, и согласно ему перед каждой новой кампанией австрийский генералитет требовал планировать операции русской армии в стратегическом направлении на Силезию (ради отвоевания которой Австрия начала войну с Пруссией и заключила наступательный союз с Россией), а с другой - в Петербурге не питали иллюзий насчет совместных действий с союзниками в Силезии. В рескрипте Конференции 31 декабря 1758 года Фермору о силезском театре военных действий говорилось следующее: «…к сожалению, признать надобно, что по великому проворству короля прусского он до соединения никогда не допустит таких генералов, которым необходимо о всяком шаге изъясняться и соглашаться… всемерно надлежит за правило себе положить, что он только тогда прямо побежден найдется, когда воюющия против него державы так действовать станут, как бы каждая с ним одна в войне находилася».
Горький, но полезный опыт трех лет войны продиктовал эти мысли. В 1757–1759 годах превосходящие силы австрийской (160 тысяч человек), французской (125 тысяч), русской (50 тысяч), имперской (45 тысяч) и шведской (16 тысяч) армий - всего 400 тысяч человек - так и не смогли справиться с 200-тысячной армией Фридриха. Действия союзников не координировались - даже об объединенном командовании армий ближайших стран-союзниц (Австрии и России) не было речи; каждая из союзных армий вела войну не лучшим образом; нерешительность, неоправданные маневры войск, неиспользованные победы, косность стратегического и тактического мышления командующих - все это позволяло обложенному со всех сторон армиями союзников и метавшемуся, как волк, Фридриху успешно отбиваться от многочисленных врагов. Но больше всего мешала союзникам озабоченность собственными интересами.
Внешнеполитические цели России, а также реальные условия проведения крупных операций, возможных только при обеспеченных коммуникациях, влекли русских политиков и генералов в стратегический район, лежащий много севернее Силезии, а именно в Померанию и Бранденбург. Именно здесь, по словам М. И. Воронцова, русской армии надлежало «работать на себя». Расхождение интересов внутри антипрусской коалиции и разногласия в выборе стратегических районов действия вели к существенным различиям в стратегии и тактике армий союзников.
В борьбе с Фридрихом за Силезию австрийские полководцы прибегали к так называемой стратегии измора, или истощения. Сторонники этой тактики стремились избегать прямых столкновений с противником, но при этом держать его в постоянном напряжении и всеми средствами изматывать: тревожить неприятеля непрерывными марш-маневрами, растягивать его коммуникации, отрезать от баз и т. д. Даун с успехом применял такую тактику против Фридриха во время второй Силезской войны и продолжал ее придерживаться. Предлагая русской армии двинуться на зимние квартиры в Силезию, Даун намеревался удалить прусскую армию от Одера, ослабить ее многодневными маршами и осадами и тем самым предотвратить развязку войны в течение кампании 1759 года, а в будущем году совместно с русской армией продолжить вытеснение пруссаков из Силезии.
Однако «стратегия истощения» совершенно не подходила для не очень маневренной русской армии, действовавшей вдали от своих баз, а русское правительство желало скорейшей развязки войны в течение кампании 1759 года путем победы над армией Фридриха и занятия Берлина. Именно с таких позиций в Петербурге были восприняты победы в сражениях при Пальциге и Кунерсдорфе. От свежеиспеченного фельдмаршала ожидали развития успеха и требовали: «…хотя и должно заботиться о сбережении нашей армии, однако худая та бережливость, когда приходится вести войну несколько лет вместо того, чтобы окончить ее в одну кампанию, одним ударом». Правительство надеялось, что Салтыков, имея превосходство в силах, приложит «все старания напасть на короля и разбить его».
Однако тяжкий груз ответственности за судьбу вверенной ему армии, моральная усталость после двух сражений, недоверие к союзнику и его планам - все это надломило волю Петра Семеновича. Он откровенно стремился отвести войска и закончить кампанию. Именно поэтому Салтыков безучастно смотрел на то, как Фридрих собирал силы для продолжения войны. Из его первых сообщений из Франкфурта после Кунерсдорфской победы нельзя заключить, что пишет тот самый полководец, всего две недели назад наголову разгромивший Фридриха. Так, 15 августа 1759 года Салтыков меланхолично сообщал: «…король прусской с разбитою армиею поныне в близости нас стоит (в 6 милях) и, по известиям, собиранием отовсюду гарнизонов и подвозом из Берлина и Штетина больших пушек усиливается и, конечно, по усилении или с принцем Генрихом соединиться старание приложит, или нас атаковать паки вознамерится… а нас, буде не позахочет атаковать, в марше беспрестанно беспокоить и изнурять может».
Между тем Конференция добивалась от главнокомандующего активизации действий армии. Не скрывая раздражения, ее члены писали 18 октября 1759 года Салтыкову, что получили известие об его отказе помочь Лаудону, вознамерившемуся напасть на Фридриха. Особенно возмутило их то, что Салтыков не только в том отказал, но и публично объявил, что неприятеля ожидать станет, но никогда его не атакует. В рескрипте 13 октября Конференция прибегла к последнему аргументу: «…так как король прусский уже четыре раза нападал на русскую армию, то честь нашего оружия требовала бы напасть на него хоть однажды, а теперь - тем более, что наша армия превосходила прусскую и числом, и бодростью, и толковали мы вам пространно, что всегда выгоднее нападать, чем подвергаться нападению», ибо «если бы он [Фридрих] хотя однажды подвергнулся нападению и был бы разбит, то вперед с малыми силами отступал бы далее, а наша армия имела бы больше спокойствия и удобнейшее пропитание».
Однако вернемся к окрестностям Берлина. Все время, пока шли переговоры в Губене, русские требовали от союзников выговоренного продовольствия для армии; австрийский военачальник после рейда принца Генриха на его магазины сам ничего не имел и вместо провианта предложил деньги. Салтыков отвечал: «Мои солдаты денег не едят!» и приготовился к отступлению. Тогда венский кабинет по представлению Дауна настоятельно потребовал, чтобы Салтыков закрепил свои завоевания, грозя, что в противном случае он будет сменен и другой пожнет плоды его побед. Это взбесило русского фельдмаршала, и он немедленно двинулся к польским границам. Но дорогой он получил высочайшее повеление (!) продолжать войну и нехотя снова повернулся к Силезии. Салтыков, лишенный возможности действовать самостоятельно с одними русскими войсками, был вынужден пойти на компромиссное соглашение с Австрией и отказаться от наступательных замыслов. Пока же, согласно плану Дауна, намерением русских было осадить Глогау.
«Возмущенный Салтыков решил действовать самостоятельно и направился к крепости Глогау, но Фридрих, предугадав его намерение, двинулся параллельно Салтыкову с целью его опередить». Фридрих и опередил-таки Салтыкова и, заняв крепкую позицию перед Глогау, преградил русскому войску дорогу. У обоих было по 24 тысячи, и Салтыков решил на этот раз в бой не ввязываться; «рисковать и этими войсками за 500 верст от своей базы он почел нецелесообразным». Вот ведь как интересно: мериться силами с прусским королем победитель при Кунерсдорфе «считал целесообразным» только при крупном превосходстве в силах, а отнюдь не при паритете.
Идти на Берлин можно только при условии соединения с австрийцами, принимать бой с неприятелем - только превосходя его в силах в полтора-два раза, как минимум… Думаю, что и за 5 верст от базы Салтыков думал бы точно так же. Так или иначе, но 25 сентября противники разошлись: Фридрих не атаковал русских, что у нас обычно приписывают «памяти о Кунерсдорфе», хотя вообще-то король избавился на сей раз от «не имеющего обычаем уклоняться от боя врага» без единого выстрела.
Так и не решившись вступить с Фридрихом в битву, не получая подкрепления из главной австрийской армии и слыша, что Даун пошел в Саксонию, Салтыков поспешно ретировался. 30 сентября он повел армию по берегам Одера, достиг местечка Тернштадт, хотел взять его, но встретив сопротивление, превратил его в пепел и потом выступил в начале ноября к берегам Варты и далее в Польшу. Лаудон отделился от русских и пошел в Моравию. Это карикатурное завершение кампании 1759 года до сих пор подвергается критике со стороны русских историков. Разумеется, во всех бедах обвиняют Дауна. «Бездействие Дауна спасло Пруссию», «Даун не заготовил обещанного для русских провианта», и «Фридрих, и его победитель Салтыков, и ангел-хранитель Даун - все трое выявили себя в этой кампании в полной мере» и т. д.
Во-первых, Даун заготовил провиант и не его прямая вина в том, что пруссаки это продовольствие уничтожили (вспомним, что в начале года та же участь постигла и русских). В австрийской армии начинался голод, солдаты дочиста обдирали местное население. Во-вторых, бездействие Дауна действительно печально, но вполне объяснимо и сравнимо с таковым у Салтыкова, который, имея немногим меньше, чем у австрийцев, войск, как институтка, дулся на них, бегая при этом от «совершенно разбитого» им Фридриха по всему Бранденбургу.
Это произошло 12 августа 1759 года, по крайней мере согласно грегорианскому календарю, используемому пруссаками или 1 августа — согласно юлианскому календарю, который тогда использовался в Российской Империи.
Независимо от даты, в этот день, около 11:30 часов до полудня сразу три прусские артиллерийские батареи, которые были расположены в Зейдлиц (в настоящее время Куновицка Гура , пол. Kunowicka G ó ra ), Валк Берге (в настоящее время холм Лесьняк, пол. wzg ó rze Le ś niak ) и Треттинер Шпицберг (в настоящее время — Држечиньское Подгурье , пол. Drzeci ń skie Podg ó rze ), открыли огонь из десятков тяжелых орудий по Мюльбергу (в настоящее время Подгуже , пол. Podg ó rze ), покрытого густым, смешанным, сосново-березовым лесом. Целью обстрела были позиции русской армии, которые находились на восточном рубеже разбитого в том месте военного лагеря и в котором находилось около 60 тысяч солдат Елизаветы Петровны – Императрицы Всероссийской.
Несмотря на почти двухнедельную подготовку лагерь, а в особенности некоторые фрагменты укреплений, были на этом участке наиболее уязвимыми, поэтому результат обстрела прусской артиллерии был убийственным. Длящийся полчаса обстрел с трёх сторон принес большие потери и посеял суматоху в рядах русских войск. Как только замолчали артиллерийские орудия, в бой ринулась прусская пехота.
Семь батальонов, состоящих из гренадёров – опытных, подготовленных физически и закалённых в боях солдат, отделились от основной массы и начали марш к позициям русских, находясь в линейном боевом порядке. Боевая задача, стоящая перед пруссаками, казалась если не невыполнимой, то неимоверно трудной и рискованной – в конце концов, это была атака на укреплённые позиции. На своём пути прусские солдаты должны были преодолеть несколько линий засек из срубленных деревьев, преграждавших путь к русскому лагерю. В Кунерсдорфе русские усовершенствовали этот вид укреплений – засеки были расположены во рвах, выкопанных на склонах холма.
Как только прусские солдаты появились в радиусе попадания картечи, на них обрушился свинцовый град. Тем не менее очень быстро оказалось, что позиция артиллерии была выбрана русскими неверно: после того, как первая линия засек была преодолена, штурмовые колонны пруссаков оказались вне радиуса попадания русской картечи.
Русскими также была совершена ошибка при возведении оборонных валов, в результате чего позиции артиллерии остались в Мюльберге, из-за чего значительная часть Пекарского яра, находящегося между русскими и прусскими позициями, оказалась в «мёртвом поле» для русских орудий. Артиллерийские орудия вели огонь, но картечь пролетала над головами прусских солдат, не нанося им урона. Благодаря этому штурмовые колонны могли приблизиться ко второй линии засек, перейти через неё и спокойно подобраться к главным укреплениям.
Не будучи под огнём, прусские войска относительно легко взяли русские укрепления штурмом, проникая внутрь лагеря. Там пруссаки, не встречая сопротивления со стороны русской пехоты, которая ещё не успела перегруппироваться после артиллерийского обстрела, снова выстроились в линию и начали оттеснять русских на запад. Вскоре Мюльберг был взят пруссаками, причём ценой относительно небольших потерь – около ста убитых и ещё столько же раненных. Потери русских были намного более значительными, хотя обусловлены они были главным образом артиллерийских обстрелом.
Казалось, что армия Фридриха Великого одержит очередную победу, сродни победам в битвах при Лейтене и Росбахе. Тем не менее, через несколько часов стало ясно, что это было великолепное начало битвы, обернувшейся для короля Пруссии страшным поражением.
Следует задаться вопросом – как получилось, что русские и прусские войска схлестнулись в битве, находясь в двух тысячах километров от границы Российской Империи и всего в ста километрах от столицы Пруссии Берлина? Чтобы дать ответ, необходимо перенестись во времени на несколько десятилетий. Бранденбург-Пруссия, после окончания крупнейшего военного конфликта в Европе – Тридцатилетней войны, была практически полностью уничтожена в результате длительных и разрушительных военных действий на своей территории.
Тем не менее, курфюрст Фридрих Вильгельм, который начал правление под конец этой ужасной по последствиям для Пруссии войны, отнёсся к произошедшему как к суровому, но всё же уроку на будущее. Опыт завершившейся в 1648 году войны подталкивал его сосредоточиться на двух аспектах – укрепление государства и расширение его границ. Ключевым элементом для достижения поставленных целей стало создание сильной и боеспособной армии. Во время правления Фридриха Вильгельма и его последователей прусская армия неустанно росла в силу. Результаты не заставили себя долго ждать – уже в 1675 году прусские войска разгромили своего самого заклятого соперника – шведов – в битве при Фарбеллине.
В результате проведения последовательной внешней политики, главными элементами которой являлись постоянно растущая в силу армия, а также союз с императором Австрии, Бранденбург-Пруссия не только приобретала новые земли, но и авторитет среди других государств Европы.
Благодаря верному союзу с императором Австрии (участие прусских войск в сражении под Веной в 1683 году и в войнах с Францией) пруссаки получали всё большее признание. В 1701 году австрийский император согласился присвоить королевский титул курфюрсту Фридриху III, вошедшему в историю как король Фридрих I, а через десять лет было дано согласие на присоединении к Пруссии части территории проигравшей Северную войну Швеции. Поражении Швеции – основного конкурента Пруссии — открыло последней возможность проведения экспансии в Силезии. Начало военной кампании в этой провинции в 1740 году ознаменовало собой разрыв долгой традиции лояльности Пруссии по отношению к Австрии. Более того, эта военная экспансия нарушала договорённости, закреплённые в Прагматической санкции – договора императора Леопольда I с курфюрстами Рейха, согласно которому полноправной наследницей императора должна была стать Мария Терезия. Этот поступок, названный бесчестным, был совершён Фридрихом II, сыном Фридриха Вильгельма I, который был венчан на прусский престол в октябре 1740 года. Чем же руководствовался новоиспечённый король Пруссии? Причин было несколько. Безусловно, продолжение внешнеполитического курса предшественников, направленного на захват новых земель, сыграло важную роль в принятии рискованного решения по началу военной экспансии в Силезии. Тем не менее, важную (если не важнейшую) роль сыграли личные мотивы. Жизнь Фридриха II, еще в его бытность наследником престола, складывалась нелегко. Дело в том, что в 1730 году будущий король был приговорён собственным отцом к смерти за…дезертирство. Молодой Фридрих хотел сбежать от отца, с которым у него были очень сложные отношения. Конфликт между отцом и сыном нарастал с годами и достиг своего апогея в 1730 году. Попытка бегства, которую Фридрих предпринял вместе с молодым лейтенантом Гансом Германом фон Катте, не удалась. Беглецы были пойманы и заточены в крепости. Более того, обоих король Фридрих Вильгельм приговорил к смерти как дезертиров. Советникам вспыльчивого короля удалось выпросить у того помилование для молодого наследника престола, однако это не стало концом мучений для последнего. Ещё не ведая о решении своего отца, Фридрих стал свидетелем казни своего друга (по одной из версий фон Катте был для Фридриха кем-то большим, чем просто другом). После помилования Фридрих провёл ещё несколько лет в крепости города Костшин, где отношение к нему было несколько странным: с одной стороны, он был узником, лишённым права свободного перемещения, а с другой – он был учеником: уже в период своего ареста Фридрих присваивал навыки управления государством. Наука давалась ему легко. Тем не менее, драматические события не могли не оставить своего отпечатка на личности будущего короля – из впечатлительного юноши он превратился в скрытного, циничного мужчину.
В заточении Фридриху удалось углубить свои знания на поприще военного дела, что впоследствии принесло ему славу. Уже в 1734 году он стал командующим собственного полка. Затем наступил 1740 год, когда умер Фридрих Вильгельм I и новым королём Пруссии стал Фридрих II.
Решение о начале военного похода в Силезию было принято по двум причинам – потребность расширения границ государства, а также личные амбиции – приобретение славы на полях сражений. Следует признать, что осень 1740 года была идеальным моментом для реализации данного плана. Империя Габсбургов на тот момент переживала кризис – армия была ослаблена недавней войной с Турцией, а молодая императрица Мария Терезия не была в состоянии управлять империей сколько-либо эффективно по причине своей неопытности в ведении государственных дел. Кроме того, присутствие австрийских войск в Силезии было минимальным. Поэтому совершенно неудивительно, что Пруссии удалось занять эту провинцию очень быстро. Австрийские войска оборонялись лишь в крепостях, которые, как писал позднее сам Фридрих, «были могучими гвоздями, которыми Силезия была прибита к Империи Габсбургов». Осада некоторых крепостей, несмотря на то, что их гарнизоны были немногочисленными, длилась дольше, чем захват всей остальной Силезии, что дало Марии Терезии время для мобилизации войска. Первое боестолкновение армий Пруссии и Австрийской короны состоялось 10 апреля 1741 года возле города Моллвиц. Фридрих одержал победу в битве, которая не ознаменовала собой окончание военного конфликта. Более того, монархия Габсбургов подверглась атаке со стороны других государств. Начался длительный военный конфликт, называемый «Войной за австрийское наследство», длящийся до 1748 года. Пруссия дважды выступала против Австрии, пробыв в состоянии войны около четырёх лет – с 1740 по 1742(Первая Силезская война) и с 1744 по 1745(Вторая Силезская война). Из обеих войн Фридрих вышел победителем: по результатам первой была завоёвана практически вся Силезия, а второй – пруссакам удалось отбить попытку австрийцев вернуть утраченную двумя годами ранее провинцию. Во время упомянутых выше войн Фридриху удалось одержать ряд громких побед, в том числе в битвах при Сооре, при Гогенфридберге и под Кессельсдорфом, из-за чего его стали именовать «Великим».
Как к конфликту в центральной Европе относились в Петербурге? На ранних этапах – совершенно нейтрально. Между Габсбургами и Романовыми был заключен военный союз против их общего врага – Турции, но именно к 1740 году он переживал кризис. Дело в том, что летом 1739 года Австрия вышла из войны с Турцией в одностороннем порядке, не оставляя России иной альтернативы, кроме как заключить с султаном мир на крайне невыгодных условиях – трёхлетняя военная кампания не принесла русским практически никаких территориальных приобретений. Кроме того, XVIII век в истории России называется «Эпохой дворцовых переворотов». В результате одного из таких переворотов от власти были отстранены благосклонные Габсбургам фигуры. В декабре 1740 года между Россией и Пруссией был заключён союз, который, стоить заметить, продлился недолго. В 1743 году был заключён очередной русско-прусский союз, которые также не продлился долго, так как в 1744 политика России по отношению к Пруссии претерпела кардинальные изменения.
Пруссия продолжала расти в силу и выступать против государств, с которыми Россия имела намерение заключить союзные соглашения (Саксония, Англия и Дания). По этой причине оба государства снова оказались по разные стороны баррикад — Россия вновь стала союзником Габсбургов. Двадцатипятилетний союз между двумя странами был окончательно заключён в июне 1746 года. Уже в 1748 году новая императрица России Елизавета Петровна, выполняя условия договора, выслала корпус на помощь армии Марии Терезии в Нидерландах. Тридцатисемитысячный русский корпус под руководством генералов Репнина и Ливена не успел поучаствовать в военных действиях, тем менее этот жест российской императрицы послужил великолепной иллюстрацией верности союзническому долгу по отношению к Австрии.
Все участники войны за Австрийское наследство понимали, что её окончание отнюдь не означало прекращения конфликта в Европе. Австрия вышла из войны консолидированной, а военный союз с Россией давал ей надежду на возврат Силезии. С другой стороны Фридрих Великий никак не мог допустить потери только что приобретённой густозаселённой и развитой в экономическом плане провинции, контроль над которой открывал для Пруссии возможность стать европейской сверхдержавой. Достаточно сказать, что благодаря рекрутам из Силезии численность прусской армии увеличилась практически вдвое – с 80 тысяч в 1740 году до 153 тысяч в 1756, и это в ситуации, когда большая часть населения этого региона была освобождена от воинской повинности (большая часть силезских ремесленников были ткачами, а ткачество являлось стратегической отраслью тогдашней Пруссии).
Война становилась неизбежной. Прибегнув к дипломатии, Марии Терезии удалось повлиять на короля Франции Людовика XV и склонить его на сторону Австрии. Фридрих Великий, зная о тайном союзе Австрии и Франции, склонил на свою сторону Англию. Таким образом были сформированы два враждебных блока европейских государств: Пруссия и Англия при поддержке королевства Ганновер и княжества Гессен-Кассель с одной стороны и Франция, Австрия, Россия, Швеция, при поддержке некоторых германских государств – с другой. Жребий был брошен. Начало войны стало вопросом времени. Все стороны надвигающегося военного конфликта общеевропейского масштаба вели старательные приготовления.
Могло показаться, что пруссаки не отнеслись к перспективе столкновения с русскими с должной серьёзностью, видя своего главного соперника в Австрии. Данное утверждение находит своё подтверждение в том, что более всего сил и средств Пруссия затратила на укрепление своих позиций в Силезии, которую нужно было удержать любой ценой. Кроме того, Силезия должна была стать плацдармом для наступления вглубь территории Чехии, которая находилась под властью Габсбургов. Именно в Силезии регулярно проводились учения прусских войск, в связи с чем дислоцирующиеся там полки имели великолепную подготовку. В то же самое время регионы, где Пруссия могла подвергнуться нападению со стороны России, практически полностью пришли в запустенье. Крепости в Восточной Пруссии, Марке и Померании постепенно приходили в негодность. В этих районах страны практически полностью отсутствовала оборонительная инфраструктура. Уровень подготовки тамошнего гарнизона также оставлял желать лучшего. Военные манёвры проводились там лишь однажды, в 1754 году.
В августе 1756 года Пруссия напала на союзницу Австрии — Саксонию. Саксонская армия быстро капитулировала, а её солдаты были насильно мобилизованы пруссаками. Это привело к цепной реакции: в войну вступили союзники Саксонии – Австрия, Россия и Франция при поддержке некоторых германских княжеств. Пруссию поддержали её союзники, главным образом — Англия. Таким образом разгорелась очередная европейская война, вошедшая в историю под названием Семилетней.
Первоначально удача была на стороне Пруссии. После взятия Саксонии войска Фридриха Великого вошли в северную Чехию и разбили австрийцев в битве при Лобозице. В кампании следующего 1757 года пруссаки двинулись на юг и в кровавой битве под Прагой разбили главные силы австрийцев. Тем не менее, овладеть Прагой Фридриху не удалось и ему пришлось увести свою армию в Силезию, где она потерпела своё первое поражение от австрийцев в сражении при Колине. Летом того же года в войну вступила Россия. Войска императрицы Елизаветы Петровны под командованием фельдмаршала Степана Апраксина проникли в Восточную Пруссию и 5 июля заняли первую неприятельскую крепость в Клайпеде.
30 августа 1757 года произошло Гросс-Егерсдорфское сражение – первое крупное боестолкновение России и Пруссии, победа в котором досталась подданным Елизаветы Петровны. Тем не менее, русские не воспользовались плодами своей победы и их армия, оказавшаяся явно неподготовленной к длительной войне, вместо того, чтобы продолжить наступление на Кёнигсберг, начала отступление. Фридрих в свою очередь, получив на разграбление Саксонию, принял решение не держать оборону в Восточной Пруссии и вывел оттуда свои войска. Оставленная армией провинция была без боя занята русскими в начале 1758 года, вследствие чего эта территория была формально присоединена к Российской Империи. Кроме того, в Восточной Пруссии были размещены базы снабжения русской армии. Это позволило России начать наступление вглубь территории Пруссии. Восседавший в то время на польском троне король Август III был родом из оккупированной Пруссией Саксонии и косвенно считал себя жертвой прусской агрессии, а потому не воспрепятствовал проходу русской армии через территорию Польши. Не воспрепятствовал король и размещению в Речипосполитой баз снабжения.
В августе 1758 года русские войска проникли вглубь провинции Ноймарк и взяли в осаду старую крепость в Костшине-на-Одере. Из-за отсутствия осадной артиллерии, крепость подверглась обстрелу из тяжёлых полевых орудий, что вызвало пожар, в котором город сгорел дотла. Саму крепость, тем не менее, взять не удалось. Обеспокоенный данным событием, происходящим в сердце Пруссии, Фридрих выступил к Костшину-на-Одере со своими главными силами, которые ранее были сосредоточены в Силезии. 25 августа 1758 года, недалеко от деревни Цорндорф, произошла яростная битва, которая осталась практически неизвестной. Де-факто, победу не удалось одержать ни одной из сторон, зато потери были ужасающими: пруссаки потеряли тринадцать тысяч солдат, русские – восемнадцать тысяч. Отступление русских войск с поля сражения имело организованный характер. Более того, в течении последующего месяца русский лагерь находился возле города Ладсберг, откуда была предпринята неудачная попытка овладеть ещё одной крепостью – Кольбергом.
После сражение под Цорндорфом Фридрих Великий приказал заключить пленных русских офицеров в Костшинской крепости. Таким образом король Пруссии хотел отомстить за варварское (по его мнению) сожжение русскими города Костшина-на-Одере. Такое решение Фридриха шло вразрез с принятыми в ту эпоху нормами – с пленными офицерами, в особенности принадлежащими к дворянскому сословию, принято было обращаться со всеми почестями. Одним из тех, кто оказался в застенках костшинской крепости был герерал Пётр Семёнович Салтыков, который позднее дважды имел возможность взять реванш за оказанное ему бесчестие. После освобождения Салтыков стал командующим армией, которая в 1758 году снова вошла в Пруссию.
Петр Семенович Салтыков (1689-1772)
Кампания 1759 года, венцом которой стало Кунерсдорфское сражение, началась для русской армии таким точно так же, как и кампания 1758 года – войска, после пребывания «на зимних квартирах», двинулись через территорию Польши по направлению к Пруссии. На этот раз Фридрих тщательным образом подготовился к встрече с неприятелем. Один из его полководцев – генерал Ворбеснов – нанёс русским упреждающий удар. На рубеже марта-апреля 1759 года он вторгся на территорию Польши, занял Познань и уничтожил склады с зерном, заготовленным для русской армии. Несмотря на это, русские продолжили движение в Пруссию. Главные силы пруссаков, как и в 1758 году, были сосредоточены в Силезии, на этот раз возле деревни Плавна Дольна, недалеко от города Гиршберг. Пруссаки наблюдали за сосредоточенными в том районе главными силами австрийцев и были готовы заблокировать им путь на север – на соединение с русскими войсками. В то же время в провинции Ноймарк располагалась прусская армия под командованием генерала Платена, перед которой была поставлена цель наблюдения и возможное отсечение русской армии от главных сил австрийцев. К сожалению для пруссаков, в обоих случаях их планы провалились. Австрийцы перехитрили прусских генералов. В то время, как главные силы австрийцев всё ещё пребывали в лагере, от них отделился небольшой корпус под командованием самого талантливого командующего в Империи Габсбургов Эрнста Гидеона фон Лаудона, незаметно пробрался мимо позиций пруссаков и направился на соединение с русскими.
Эрнст Гидеон фон Лаудон (1717-1790)
Но ещё большая неудача для пруссаков имела место 23 июля. Русская армия, перешедшая польско-прусскую границу, разгромила приставленный следить за её перемещениями корпус прусских войск генерала Веделя. Пруссаки, разбившие лагерь недалеко от города Цюлихау, были застигнуты врасплох неожиданным появлением русских войск, которые обошли их позиции и заняли оборону в очень неудобном для штурма месте. Несмотря на перевес в живой силе в пользу русских (28 тыс. против 50 тыс.), пруссаки решились на атаку. Это был необдуманный шаг, так как русские войска успели перегруппироваться и занять оборону – пехота, которую прикрывало шесть артиллерийских батарей, выстроилась в боевом порядке. Кроме того, от позиций русских пруссаков отделяла узкая речка, берега которой были болотистыми, а потому малопроходимыми. Пруссаки предприняли две попытки штурма русских позиций, которые, вполне ожидаемо, потерпели неудачи. Потери пруссаков составили 8 тысяч солдат, русских – менее 5 тысяч.
После битвы пруссаки отошли за Одер. Русские разбили свой лагерь прямо на поле битвы и через два дня выдвинулись в сторону Кроссена-на-Одере. Целью русских войск было соединение с основными силами австрийцев. Одновременно с этим сильный корпус, состоящий из пяти пехотных и четырех кавалерийских полка, под командованием генерала Вильбоа выдвинулся к Франкфурту-на-Одере. Уже 29 июля главнокомандующий русской армией получил известие, что его сторону движется двадцатитысячный австрийский корпус, который по прибытию поступит в его полное распоряжение.
После соединения объединённая армия выдвинулась к Франкфурту-на-Одере. Уже 31 июля Франфурт-на-Одере был занят войсками под командованием Вильбоа, который наложил на жителей города огромную контрибуцию – 200 тыс. талеров. Тем временем главные русские силы продолжали движение к Франкфурту-на-Одере правым берегом реки. Левым берегом Одера в том же направлении двигался австрийский корпус. 3 августа обе армии достигли цели. Русские, находясь на противоположном от австрийцев берегу реки, начали обустраивать свой лагерь между пригородом Дарфорштатом (пригород Франкфурта-на-Одере) и деревней Кунерсдорф. Строительство и обустройство лагеря было начато еще войсками генерала Вальбоа, прибывшим на место первыми. Остальная часть русских войск разместилась вдоль долины реки Одер между деревней Кунерсдорф и Мюльбергом – небольшой возвышенности на востоке от этой деревни. Длина лагеря составляла около пяти километров. Позиция для обороны была выбрана идеально. С северной и западной стороны лагерь окружали крутые склоны, местами достигавшие дюжины метров в высоту. Кроме того, из русского лагеря была отлично видна вся окружающая местность. С наивысшей точки лагеря (Грюнберг) можно было вести наблюдение за передвижением неприятельского войска на противоположном берегу реки. С южной и с восточной же сторон лагерь нуждался в дополнительной защите. Первые укрепления на этом рубеже начали возводить уже в день прибытия войск.
Главная линия обороны лагеря простиралась от Мюльберга, находящегося на восточных окраинах деревни Кунерсдорф, вплоть до места, где сейчас находится польских город Слубице. Согласно последним данным раскопок, длина линии обороны составляла около восьми километров. Линия обороны защищала фронт и восточный фланг лагеря и состояла из вала, которому предшествовал ров. Реданы располагались на равном расстоянии друг от друга. Самые уязвимые места – углы – были защищены специально сооруженными бастионами: первые два находились на восточном фланге (в районе Млынского холма), два остальных – на южном направлении, где ожидался главный удар пруссаков. Самым большим бастионом был бастион Острога (Spitzberg), находящийся на западе от деревни Кунерсдорф. Чуть меньшим был бастион на Соколином холме (Falkensteinberg ) на расстоянии около одного километра на запад Остроги. Чтобы обеспечить мобильность находящейся в лагере армии в главном валу осталось около дюжины зазоров, которые были покрыты короткими поперечинами или люнетами, выпущенными перед входом. Благодаря этим зазорам в непрерывном валу солдаты могли покидать лагерь для сбора воды, древесины или корма для лошадей. Интересная ситуация имела место на западном краю лагеря. Там находись две линии валов. Первая, более старая, находилась сразу за бастионом на Соколином холме и была разбита под прямым углом и тянулась до края плато, создавая своеобразную «изогнутость» фронта. Но следующая линия, находящаяся за Соколиным холмом, была прямой и нивелировала эту изогнутость. Первая линия валов была выполнена сразу же после прибытия русских войск, вторая – 11 августа, в преддверии битвы. Тыл и западный фланг лагеря были укреплены намного хуже, в некоторых местах были сооружены реданы и люнеты. Это было обусловлено условиями местности — часть лагеря находилась на высоком краю нагорья.
Перед главной линией укреплений было множество объектов, которые должны были препятствовать возможному нападению. В первую очередь стоит упомянуть оборонительные сооружения, выдвинутые на первую линию укреплений. К их числу относится четырехсторонний редут, возведённый на возвышении возле овчарни (на этом месте в наши дни находится улица Повстанцев в городе Слубице). Он должен был защищать доступ к понтонным мостам, и обеспечить дополнительную защиту в случае нападения на основные укрепления. Далее располагались «клещевидные» укрепления, также предназначенные для защиты понтонного моста. Ещё одним видом укреплений были засеки. Засеками назывался вид укрепления, сооруженного из поваленных и обращенных кронами в сторону неприятельских позиций деревьев, предназначавшегося для защиты от штурма со стороны неприятеля. Длинные линии таких укреплений служили дополнительной защитой русскому лагерю. На архивных планах видна длинная, более чем километровая полоса заграждений, находящаяся перед лагерем, на участке от бастиона на Соколином холме до края возвышенности. Ещё более внушительную линию засек русские соорудили перед своими позициями на Мюльберге. Из дошедших до нас военных карт того времени можно сделать вывод о наличии четырех линий засек, находящихся в той части лагеря. Небольшие фрагменты таких же укреплений находились и на других участках обороны.
Укрепления данного типа (засеки) в то время использовались часто и охотно из-за простоты при сооружении, хотя они и считались не очень эффективными: для наступающей неприятельской армии не составляло большого труда сделать зазор, позволяющий штурмовым отрядам беспрепятственно пройти сквозь линию засек.
Тем не менее, засеки являются единственным видом полевых укреплений, сохранившихся до наших дней. Их остатки, а точнее земляные валы, на которых лежали срубленные деревья, и сегодня находятся в превосходном состоянии. Значительный фрагмент засек (четыре ряда) сохранился в районе Мюльберга. Фрагмент поменьше был обнаружен во время археологических раскопок в районе деревни Щвецко (нем. Schwetig ) . Обе эти находки были сделаны во время экспедиции 2009-2010 гг. Дальнейшие исследования подтвердили их принадлежность к данному историческому событию.
Другим видом укреплений были так называемые «звероловные ямы». Они представляли собой неглубокие, округлые и воронкообразные ямы, на дне которых устанавливались заострённые деревянные колья. Такие ямы располагались на небольшом расстоянии друг от друга, образуя линию шириной до дюжины метров.
Меньше всего сведений дошло до наших дней о таком элементе активной обороны, как мины, называемыми фугасами. Сведения об их использовании при Кунерсдорфе находят подтверждение только в воспоминаниях гренадеров одного прусского полка, принимавшего участие в битве. Никаких пометок о местонахождении мин на военных картах того времени не обнаружено.
Последним элементом обороны русского военного лагеря, о котором стоит упомянуть, была сама деревня Кунерсдорф. Насколько странным бы это не показалось современному читателю, деревня в условиях войны XVIII века представляла собой серьёзное препятствие для регулярной армии. Это не только затрудняло маневрирование длинными рядами пехоты, но и могло создать щит для вражеских нерегулярных подразделений, сражающихся вне боевого порядка. Конечно, можно отметить, что деревня Кунерсдорф могла быть прикрытием для штурмовых отрядов прусской пехоты. Предвидя это, русские сожгли деревню накануне битвы. Догорающие руины деревни были стали эффективным препятствием на пути возможного прусского наступления. Единственным зданием, не преданным огню, стала церковь. Русские войска использовали данную церковь, как редут.
В то время, как русские войска двигались по направлению к Франкфурту-на-Одере, пруссаки под командованием Фридриха Великого выдвинулась из своего лагеря в Шмоттзайфен. Затем, маршем через Жагань и Губен, передвигаясь левым берегом Одера, 7 августа достигли Франкфурта-на-Одере и разбили новый лагерь в его северо-западном пригороде, недалеко от деревень Боссен и Кляйн Кунерсдорф. В течении некоторого времени неприятельские армии находились на расстоянии всего нескольких километров друг от друга, отделяемые лишь рекой и её широкой долиной. Из-за отсутствия условий для переправы (мост через Одер был в руках русских) 10 августа пруссаки выдвинулись дальше на север и разбили лагерь между деревнями Подельциг и Райтвайн (интересным фактом является то, что спустя почти двести лет на этом же месте находился бункер маршала Жукова, откуда он командовал наступлением на Зееловские высоты). Неподалёку от того места находилась деревня Гёриц, где прусские войска переправились через Одер по трём наплавным мостам. 11 августа, за день до битвы, пруссаки выдвинулись на юг и вечером достигли деревни Бишофзее. Оттуда до восточного края русского лагеря было меньше пяти километров. Русские позиции были хорошо видны с близлежащих холмов. Вечером того же дня прусский король решил провести рекогносцировку, лично разглядывая позиции русских войск в подзорную трубу. Также Фридрих приказал опросить местных жителей, хорошо знающих данную местность. К сожалению для пруссаков, данный опрос не принёс ровным счётом ничего: местный лесничий, который великолепно ориентировался на местности, от страха не был в состоянии выдавить из себя ни слова – такое сильное впечатление произвёл на него сам вид короля. Таким образом, Фридрих мог опираться лишь на собственную интуицию, подкреплённую скупыми данными. Неудивительно, что это не могло не привести к серии крупных просчётов. Во-первых, королю Пруссии показалось, что в подзорную трубу он видел передовую сторону(фронт) русского лагеря (в действительности же это была его тыльная часть). Во-вторых, Фридриху подумал, что болотистое поле, находящиеся перед позициями русских, станет непроходимым препятствием для его войск (в действительности, уже во время битвы, одному из отрядов пруссаков удалось пройти это поле совершенно беспрепятственно). В-третьих, Фридриху сдавалось, что поле, находящееся к северу от русского лагеря, даст его войскам полную свободу маневрирования. В итоге Фридрих просчитался во всех трёх случаях. Первый промах сказался на его солдатах немедленно. Чтобы эффективно маневрировать к северу от русского лагеря, нужно было обойти его восточный край. В результате прусские солдаты, после короткого сна, уже в 2 часа ночи начали обходить неприятельский лагерь с фланга. Вместо того, чтобы выбрать кратчайший путь, ими было сделан большой «крюк» через деревни Нойе Бишофзее и Суловек. Оказавшись на месте, пруссаки поняли, что перед ними вовсе не тыл, а хорошо укрепленные передовые позиции русских войск, которые, помимо прочего, были заслонены догорающими руинами деревни Кунерсдорф и двумя продольно вытянутыми озерами. Неожиданный удар с фланга не получился и нужно было срочно придумывать новый план.
Что же собой представляли противоборствующие стороны? Так как все армии тогдашней Европы были похожи друг на друга (как организацией, так и вооружением) подробно будет описана только прусская армия.
Армия короля Фридриха считалась одной из сильнейших в Европе. Её коньком была пехота. Вся армия состояла из 62 пехотных полков. Пехота делилась на мушкетеров (самое многочисленное формирование), фузилеров, которых от мушкетеров отличали лишь головные уборы, а также гренадеров. Последние считались элитой – на пять рот мушкетеров/гренадеров приходилась лишь одна рота гренадеров. Это были отборные, закаленные в боях солдаты. Гарнизонные полки формировались по тому же принципу, что и полевые, с той лишь разницей, что в гарнизонную службу попадали рекруты, по каким-либо причинам признанные непригодными к службе в полевых соединениях.
Во время Семилетней войны Пруссия также имела очень сильную кавалерию, состоящей из тринадцати полков кирасиров, двенадцати драгунских полков и девяти полков гусар. Последние использовались для так называемой «малой войны» — набеги, разведка, нападение на обозы противника. Высокая боеспособность прусской кавалерии обусловлена главным образом реформам, проведенным Фридрихом в 40х годах XVIII века, благодаря которым боевые качества конницы не уступали боевым качествам пехоты.
Последним родом войск, о котором следует рассказать, является артиллерия. В прусской армии, так же, как и в других европейских воинствах, на протяжении XVIII века роль этого рода войск неизменно росла. Причем можно говорить не только об увеличении числа полевых орудий, но и об увеличении значения артиллерии в судьбах военных конфликтов. Во время правления Фридриха Великого само вооружение прусской артиллерии практически не изменилось, зато произошла настоящая революция в способе её применения в боевых условиях. Король Пруссии старался, чтобы артиллерия (не только легкая, но и тяжелая, гаубичная) всегда поспевала за наступлением пехоты. Хорошим примером увеличения мобильности прусской артиллерии стала выигранная Фридрихом сражение при Лейтене (1757), во время которой орудия несколько раз переносились с места на место, постоянно прикрывая пехоту своим огнём. Революционным нововведение стало появление в прусской армии нового вида артиллерии – конной. Благодаря конным экипажам подразделения этой артиллерии могли значительно быстрее изменять свою дислокацию и легче адаптироваться к изменяющейся ситуации во время боя.
Ещё одной важной темой есть прусский офицерский корпус. То, что армия имела столь сильную позицию в структуре прусского общества по части являлось заслугой офицерства. Офицерами становились чаще всего представители дворянского сословия. По сути дела, молодой прусский дворянин имел достаточно простой выбор – либо военная карьера, либо карьера государственного чиновника. Военная служба для дворян не была так полна тягот и лишений, как служба простых солдат, но также её нельзя было назвать прогулкой. Дворянские сыны начинали военную службу очень рано, в возрасте двенадцати или тринадцати лет. Первым этапом была кадетская школа или же непосредственно воинское подразделение, где в течении нескольких лет они обучались военному ремеслу в ранге унтер-офицеров. Жизнь молодых офицеров не была простой также после окончания обучения – во время битв младшие офицеры самолично (дабы иметь максимальный контроль над вверенными им солдатам) вели своих солдат в атаку. Ничего удивительного, что очень часто офицеры погибали либо получали серьёзные ранения во время сражений. От подобной участи не были защищен и высший офицерский состав. Примером может послужить судьба фельдмаршала Шверина, погибшего от пулевого ранения в битве под Прагой, ведя своих солдат в бой. Тем не менее, риск был более чем оправдан – офицеры были настоящей элитой прусского общества.
Русская и австрийская армии отличались от прусской лишь некоторыми деталями. С точки зрения организации главным отличием была разнородность – русские и австрийцы имели в своих рядах виды войск, которых не было у пруссаков. Если не считать такие экзотические примеры, как конные гренадёры, которые никоим образом не повлияли на исход какого-либо сражения, то главной отличительной чертой было привлечение многочисленных и боеспособных нерегулярных частей. В составе австрийской армии были так называемые «гранчары» — военные поселенцы, проживавшие на границе с Османской Империей. Такие нерегулярные подразделения можно было использовать там, где нельзя было применять пехоту – в лесах, на пересеченной местности итд. Кроме того, они были незаменимы для проведения, выражаясь современным языком, разведывательно-диверсионных мероприятий. В русской армии существовали многочисленные нерегулярные кавалерийские соединения, в основном казаки. И хотя подобные конные соединения были достаточно неэффективными в бою, для совершения рейдов по тылам противника они были просто незаменимы. Также в составе Русской Императорской Армии того времени существовал так называемый Обсервационный корпус, в котором сообща действовали пехота и артиллерия. Говоря об артиллерии обязательно стоит упомянуть нововведения, которые имели место во время Семилетней войны. Непосредственно перед началом конфликта на вооружение русской артиллерии поступило два новых орудия – «единороги» и тайные гаубицы Шувалова. Первые соединяли в себе боевые качества гаубицы и пушки. Их стволы были короче пушечных, но длиннее гаубичных. Из «единорогов» можно было вести огонь всеми видами артиллерийской амуниции – ядрами, картечью или гранатами. Их «многофункциональность» сочеталась с относительно небольшой массой – для их перемещения требовалось меньше тяговой силы чем для пушек, имеющих такой же вес и размер. Одновременно с этим дальность и цельность стрельбы «единорогов» лишь незначительно уступала громоздким артиллерийским орудиям. Эти качества стали причиной того, что данное орудие (время от времени подвергающееся модернизации и модификации) было использовано в русской армии в течении последующего века. Совсем иначе дело обстояло с гаубицей Шувалова – она представляла собой картечницу (орудие для ведения картечного огня). Чтобы увеличить эффективность огня ствол орудия приобрёл овальную форму, дабы выстреливаемая картечь получила форму приплюснутого «облака», что значительно увеличило поле попадания. Тем не менее желаемого эффекта получить не удалось. Более того, специфическая форма ствола делала ведение обстрела даже простыми гранатами невозможным. Именно поэтому были изобретены новые, нетипичные гранаты, имеющие овальную форму. Но такой вид амуниции, в свою очередь, был малоэффективным. Именно поэтому гаубицы Шувалова сняли с вооружения русской армии сразу же после окончания Семилетней войны.
Карта сражения
Вернёмся к самой битве. После первоначального успеха (описанного в начале текста), коим было взятие штурмом восточной части русского лагеря, прусские отряды снова выстроились в линейном боевом порядке (наиболее используемый в ту эпоху боевой порядок). Семь батальонов не смогли сформировать полный боевой массив, поэтому к ним присоединились подразделения из основной массы армии. Фридрих не имел возможности использовать все подразделения, поскольку с севера препятствием была линия укреплений русских войск. Атакующие порядки пруссаков растянулись более чем на километр. Ширина же его была недостаточна, что не позволило солдатам Фридриха Великого в полной мере использовать свой главный козырь – скорострельность. Хуже того, прусская артиллерия, которая внесла большой вклад в первоначальный успех, замолкла. Перенесение тяжелых орудий узкими мостиками через небольшую речку (Gene Bach/Lisi Potok – Лисий ручей ) на новые позиции при Мюльберге заняло много ценного времени. Атакующая пехота прикрывалась лишь легкими орудиями, имевшимися в распоряжении батальонной и полковой артиллерии. Сперва это не возымело большого значения. Разбитые огнём артиллерии в первой фазе битвы русские части Обсервационного корпуса не были в состоянии дать какой-либо значительный отпор неприятелю и их легко вытеснили с позиций. И тут неверные тактические выводы, сделанные Фридрихом, дали о себе знать. Прусская пехота натолкнулась на так называемый «Коровий Яр» — овраг, который пересекал российский лагерь примерно на четверти его длины. Это стало серьёзным препятствием, так как овраг достигал дюжины десяти метров в ширину, десяти метров в глубину, имея при этом крутые склоны. Разумеется, преодоление такого натурального препятствия было выполнимым, но отнюдь не простым боевым заданием. Во-первых, русские получили возможность вести прицельный огонь по спускающимся по склонам оврага пруссакам, которые, в свою очередь, никак не могли ответить на этот огонь. Во-вторых, преодоление этой неожиданной преграды разрушило боевой порядок пруссаков, который нужно было выстраивать заново после её преодоления, что, учитывая факт мощного обстрела из мушкетов, удалось сделать лишь с большими и непредвиденными потерями. В конце концов, русские, получившие в подкрепление австрийские батальоны, начали контратаковать. Затянувшаяся стычка в Коровьем Яру вынудила прусского короля задействовать резервы. Корпус генерала Фика выдвинулся по направлению к русскому лагерю. Там его корпус слился с первой линией прусской пехоты и провел молниеносный выпад во фланг русских позиций. Выпад этот был встречен картечным огнём русской батареи, находящейся на возвышенности. Одновременно с этим Фридрих предпринял атаку с другого фланга – прусская конница, до сих пор не принимавшая участия в битве, перешла через узкий перешеек между двумя озерами и, в боевом порядке, выдвинулась по направлению к главному пункту русской линии укреплений – бастиону на холме Шпицберг. Сама идея конной атаки на хорошо укреплённые позиции была признаком отчаяния – король Пруссии чувствовал, что победа, которая была практически у него в руках, начала из этих рук ускользать. Атака конницы захлебнулась: сперва она была обстреляна артиллерией бастиона Острога, а затем оттеснена русской и австрийской конницей, которые также до этого находились в резерве. Тем временем «затор» возле Коровьего Яра рассосался, и линия прусской пехоты вновь выстроилась в боевом порядке, продолжив наступление вглубь русских позиций, но их положение становилось всё более трудным. Войску Фридриха Великого уже не хватало свежих сил, в то время как русские и австрийцы имели много сил в резерве. Дало о себе знать и их значительное численное преимущество. Кроме того, пруссаки несли большие потери от огня русской артиллерии, не будучи в состоянии ответить огнём своей. В данном случае сказалось преимущество русских и австрийцев в количестве орудий, а также в трудности их перемещение через Мюльберг и Коровий Яр пруссаками.
«Кунерсдорфское сражение» Александр Коцебу. (1848)
Несмотря на все трудности и неудачи прусская пехота продолжала своё продвижение, оттесняя неприятеля всё дальше. Точно установить, насколько далеко пруссаки продвинулись вглубь русских позиций, пока что не представляется возможным. Продвижение пруссаков на более чем километр от Коровьего Яра подтверждено археологически, но вполне возможно, что они продвинулись ещё дальше. Что же произошло, что, несмотря на все тактические успехи, битва закончилась для Фридриха Великого позорным поражением? Ответ на этот вопрос отчасти уже найден. Атакуя, пруссаки несли большие потери, не имея возможности их восполнения за счёт резервов. Русские и австрийцы напротив – бросали в бой всё новые и новые силы. В результате пруссаки начали отступать. Сперва их отступление имело организованный характер, но в какой-то момент армия, надорванная нечеловеческими усилиями, попросту рассыпалась. Битва была проиграна. Справедливости ради стоит отметить, что далеко не все пруссаки начали спасться бегством. На Мюльберге, то есть там, где войскам Фридриха Великого удалось на короткий период в начале битвы захватить инициативу, один из полков выстроился в каре и до последнего держал оборону. Сам Фридрих Великий не хотел попасть в плен. Осознав, что его армия наголову разбита, он решил совершить спектакулярное самоубийство, бросившись со шпагой в гущу русских солдат. От этой безумной и бессмысленной «показухи» короля Пруссии сумел отговорить ротмистр Притвиц, отдав ему своего коня. Тем самым Фридрих смог избежать смерти и пленения.
Судьбы Пруссии после поражения под Кунерсдорфом оставались неясными. Организованно поле боя сумел покинуть лишь корпус генерала Финка. Главные силы пруссаков были полностью разгромлены. Погибло более 7 тыс. солдат Фридриха Великого, 4.5 тыс. попали в плен и ещё 2 тыс., пользуясь общим замешательством и суматохой, дезертировали. Кроме того, количество раненных достигло 11 тыс. Остатки великой армии, которая ещё на рассвете того же дня казалась непобедимой, теперь представляли собой жалкое зрелище. Недалеко от деревни Гёрциг был создан временный лагерь, в который стекались уцелевшие прусские солдаты и офицеры. Там же находился сам Фридрих. Несмотря на то, что ему удалось спастись, мысли о скором конце и его, и его страны не давали ему покоя. Окончательный удар, который разбил бы остатки прусской армии, однако, так и не был нанесён. Русские не вдались в погоню за пруссаками. Причиной послужил не только тот факт, что подобного рода преследование само по себе являлось очень рискованным мероприятием, а не один из полководцев эпохи «кабинетных войн» не отличался склонностью к разного рода рискованным авантюрам. Причиной, помимо всего прочего, послужила истощение армии-победительницы. Потери русских убиты были относительно небольшими – 2700 солдат, зато число раненных превышало 11 тысяч и ещё 750 пропавших без вести. Итого раненными, убитыми и пропавшими без вести русские потеряли 24% личного состава. Помимо этого, во время битвы было использована большая часть заготовленных боеприпасов, что делало дальнейшее продолжение боевых действий весьма затруднительным. Не нужно забывать, что в течении двух недель русская армия приняла участие в двух сражениях – победоносных, но изрядно потрепавших её силы. В своем письме императрице Елизавете Петровне генерал Салтыков горько иронизировал, что если им будет одержана ещё хоть одна такая победа, то ему не с кем будет даже отправить послание в столицу. Таким образом русские сосредоточились на погребении тел погибших и празднованию победы. Празднование, однако, не было затяжным. Целый день был потрачен на предание погибших земле и сборку оставленного на поле боя оружия. На следующий же день прямо на месте сражения была организована панихида, после чего армия перешла через Одер и встала лагерем на южной окраине Франкфурта-на-Одере. В то же самое время прусские войска были отведены в лагерь под Райтвайн, где они вновь были приведены в боевую готовность. И вновь две армии – русскую и прусскую – отделяла лишь дюжина километров. В стане пруссаков, естественно, никто не сомневался, что теперь объединённая русско-австрийская армия двинется прямиков на Берлин, но этому не суждено было случиться. Лаудон, погоняемый главнокомандующим маршалом Дауном, убедил русских выдвинуться на юг чтобы соединиться с главными силами австрийцами. Угроза взятия Берлина миновала. Более того, двум армиям и вовсе не суждено было соединиться: австрийцы не подготовили достаточного количества военных складов снабжения для русской армии, что делало пребывание последних невозможным. В конце концов, после неудачной конференции в Губине, русская армия выдвинулась в сторону границы с Польшей. В то же время прусская армия уже полностью оправилась после поражения и была готова выдвинуться вслед за армией Салтыкова. Последний не имел возможности для маневрирования. Единственное, что удалось предпринять Салтыкову, это попытка взять городок Глогув, дабы закрепить успех военной кампании 1759 года. Пруссаки же, хорошо укрепившись в районе деревни Баунау, сумели пресечь эту попытку русского генерала. Вынужденные отказаться от плана взятия крепости на Одере русские войска в октябре пересекли польскую границу. Это означало конец военной кампании 1759 года.
Можно сделать вывод, что, несмотря на две впечатляющих победы, в положении России не произошло значительных изменений. Для Пруссии поражения 1759 года – при Пальциге и Кунерсдорфе, а также потеря целого армейского корпуса в битве при Максене, также не принесли принципиальных изменений. Весной 1760 года ряды армии Фридриха Великого пополнились новыми рекрутами. Семилетняя война продлится ещё два года. По подобному сценарию проходили практически все конфликты эпохи кабинетных войн, и Семилетняя война не была исключением.
Что осталось после Кунерсдорфской баталии? Ещё совсем недавно казалось, что практически ничего, помимо коллекции австрийских трофеев, выставленных в Военно-историческом музее Вены. Тем не менее, в результате длящихся с 2009 года раскопок, инициатором которых является автор этих строк, всё больше артефактов, проливающий свет на кровавые события 250-летней давности, выходят на явь. Первым открытием, совершённым ещё в 2009 году, стали остатки русских полевых укреплений. В результате поисков и верификации предметов удалось найти несколько фрагментов засек. Наибольший интерес представляли собой несколько линий засек, найденных в районе Мюльберга. Позднейшие исследования показали, что эти засеки находились вне радиуса попадания артиллерии. Лишь те их них, наиболее выдвинутые на восток, находились под активным обстрелом, о чём свидетельствует найденная там картечь. На данный момент, после окончания девятого исследовательского сезона, найдено более 10 тыс. артефактов, связанных с битвой, в том числе захоронение российского гренадера Обсервационного корпуса, тысячи артефактов, связанных с русскими, прусскими и австрийскими гренадерами, такие как эмблемы с пороховниц Белозерского и Азовского полков, петлица с головного убора Псковского гренадёрского полка, а также гренадерский пальник. После окончания раскопок свет увидят две обширные публикации, в том числе новая монография, посвященная Кунерсдорфскому сражению. Надеюсь, что через несколько лет читатели смогут ознакомиться с новыми подробностями, связанными с этой забытой победой русской армии.
Grzegorz Podruczny
Гжегож Подручный
Родился в г. Згожелец (Польша) 18 июля 1977 года. Историк (дополнительная квалификация – историк искусства).
Окончил Вроцлавский Университет.
7 апреля 2006 года защитил кандидатскую диссертацию на тему «Военное строительство в Силезии в 1740-1806 годах».
В 2014 году защитил докторскую диссертацию на тему «Король и его крепости. Фридрих Великий и прусские постоянные укрепления в период 1740 – 1786».
С июня 2015 года – профессор Университета им. Адама Мицкевича в Познани.
С 2006 года – сотрудник Collegium Polonicum (филиал Университета им. Адама Мицкевича в г. Слубице).
С 2013 года – сотрудник Польско-немецкого Исследовательского Института в г. Слубице.
Сфера научных интересов: военная архитектура, история фортификации и археология полей битв.
С 2009 года занимается археологическими исследованиями на месте Кунерсдорфского сражения.
Основные публикации:
- Król i jego twierdze Fryderyk Wielki i pruskie fortyfikacje stałe w latach 1740-1786 Oświęcim, NapoleonV, 2013,
- Twierdza Srebrna Góra (wraz z Tomaszem Przerwą);
- Twierdza od wewnątrz. Budownictwo wojskowe na Śląsku w latach 1740-1806 , Zabrze, Inforteditions 2011,
- „Kunersdorf 1759. Kunowice 2009. Studien zu einer europäischen Legende=Studium pewnej europejskiej legendy ” Berlin, Logos 2010
Этот день в истории: (буквы)
Кунерсдорфское сражение (Семилетняя война) состоялось 1 (12) августа 1759 г. Высоты, образующие Кунерсдорфскую позицию, представляли собою отдельный хребет, от предместья Франкфурта до д. Кунерсдорф. В общем, Кунердорфская позиция имела следующие особенности: фронт был доступен для атаки, но войска наступающего разъединялись оврагами. Левый фланг на Мюльберге был весьма слаб по естественным свойствам местности, и к тому же оврагами отделялся от войск правого фланга.
Путем отступления могла служить только дорога, проходящая на Франкфурт по мостам, откуда можно было следовать на соединение с Дауном (австрийский главнокомандующий) по левому берегу Одера, а если бы неприятель завладел Жидовской горой, то русская армия попала бы в критическое положение. Таким образом, особое значение приобретала Жидовская гора; с потерею ее русская армия лишалась всех средств для дальнейшей борьбы.
С занятием позиции граф Салтыков, ожидая обхода короля с юго-востока и вполне правильно оценивая местные условия на позиции и относительное значение ее отдельных частей, приказал немедленно приступить к усиленным работам по подготовке позиции в инженерном отношении. При этом главное внимание главнокомандующего было обращено на усиление окопами не левого фланга (горы Мюльберг), ближайшего к неприятелю, а правого и центра: Жидовской горы и Б. Шпица.
На Жидовской горе было возведено 5 батарей, из которых наиболее сильная, по числу орудий, предназначалась для обстреливания пространства южнее Кунерсдорфа, а остальные должны были обстреливать неприятеля фронтальным и фланговым огнем при дебушировании его из Франкфуртского леса.
На Б. Шпице была насыпана другая, весьма сильная, батарея, которая, как и большая батарея на Жидовской горе, выдавалась на фронте позиции несколько вперед, что придавало линиям русских укреплений вид бастионного фронта правильной формы. Причем батареи составляли как бы бастионы, обстреливавшие переходы через пруды у Кунерсдорфа и развертывание войск южнее их, а окопы между ними – длинную картину, из-за которой пехота с удобством могла обстреливать доступы к Кунерсдорфским высотам с фронта.
На Мюльберге были построены четыре, относительно слабые, батареи, которые предназначались для обстреливания неприятеля, наступающего со стороны Третинских высот, расположенных к востоку от позиции, и траншеи, прикрывавшие доступ со стороны М. Шпица. Все укрепления соединялись между собой непрерывными окопами, но профиль их не препятствовал действию поверх бруствера даже полковой артиллерии. Кроме двух мостов у Франкфурта (около предместья) и одного моста, ведущего к Шетнову, где располагался вагенбург (передвижное полевое укрепление), были построены еще два – за Жидовской горой.
К рассвету 1 августа русские войска расположились на укрепленной позиции у Кунерсдорфа в следующем порядке. Правый фланг позиции, на Жидовской горе, под начальством генерала Фермора заняли 9 русских полков. Центр позиции, между Лаудоновым оврагом и Кунгрундом, был занят 17 полками русской пехоты под начальством Вильбуа и графа Румянцева П.А. Левый фланг позиции (гора Мюльберг) был занят только пятью полками Обсервационного корпуса, под начальством князя Голицына. Редут и окопы, прикрывающие мост впереди правого фланга позиции, были заняты тремя полками кроат (хорваты в составе австрийской армии).
Для прикрытия обоза (русского и австрийского), построенного двумя вагенбургами южнее Шетнова, были назначены два полка. В городе Франкфурте оставлены только залоги в составе 5 офицеров и 260 нижних чинов. Шесть австрийских полков расположились на Жидовской горе за русскими полками. Эти полки, вместе со всей союзной конницей в числе 71 эскадрона, составляли как бы общий резерв армии.
Фридрих с армией в 48 тыс. чел., переправившись в ночь на 31 июля у Лебуса, направился к Герицу, а оттуда двинулся к Третину и Бишофзее, куда и прибыл к 2 час. дня 31 июля. В 2.30 час. утра 1 августа главные силы Фридриха II, построенные в две линии, имея конницу Зейдлица впереди 1-й линии, двинулись к Бишофзее и далее – к пунктам, назначенным для переправы через болотистую р. Гюнер.
Русская легкая конница тотчас заметила переход пруссаков в наступление и, согласно приказанию графа Салтыкова, уничтожив мост между озерами южнее Кунерсдорфа, отступила за правый фланг боевой линии. В исходе 9-го часа утра две сильные прусские батареи открыли огонь с Третинских высот. Несколько позднее неприятельская артиллерия выехала на позицию на М. Шпице и около прудов южнее Кунерсдорфа; в этих же двух направлениях показались маневрирующие прусские войска. Русская артиллерия, со своей стороны, тотчас же отвечала сильным огнем, и в 10 часов утра артиллерийская канонада была уже в полном разгаре.
Зорко следя за маневрами Фридриха, граф Салтыков пришел к заключению, что король «в одно время против нашего правого и левого крыла атаку начнет», и решил заставить противника атаковать свой левый фланг и тем возможно дольше удерживать свой правый фланг, дабы впоследствии иметь возможность, опираясь на него и сохраняя свободу действий, оперировать в зависимости от хода боя и «предприятий» противника.
Для лучшего выполнения этой задачи, кроме уничтожения моста между озерами южнее Кунерсдорфа, Салтыков приказал зажечь эту деревню и тем уменьшить неприятелю удобство развертывания сил против центра и правого фланга позиции. В 12-м часу дня неприятель явно обнаружил направление своей атаки на Мюльберг. Несмотря на критическое положение Обсервационного корпуса, главнокомандующий не усилил свой левый фланг ни одним человеком, но зато им были приняты меры к устройству возможно сильной обороны центра, Б. Шпица за Кунгрундом, на случай атаки со стороны Мюльберга. Для этого, еще до атаки последнего, два полка и все гренадерские роты корпуса Лаудона были переведены на Б. Шпиц и поставлены здесь в частном резерве за центром первой линии.
Кроме того, Салтыков изменил группировку конницы: 1) 15 эскадронов русских конно-гренадер и драгун стали у подошвы высот, около Кунгрунда; 2) 13 эскадронов кирасир с легкой конницей Тотлебена поместились за крайним правым флангом; 3) 9 эскадронов кирасир с Чугуевскими казаками поставлены в Лаудоновом овраге; 4) 2 гусарских австрийских полка продвинулись между 1-й и 2-й линиями на Жидовской горе, составив как бы частный резерв 1-й линии; 5) 2 полка австрийских гусар поднялись на Б. Шпиц, за 2-ю линию русской пехоты; 6) в общем резерве у Ротефорверка оставались 3 гусарских полка.
В 11.30 час. дня прусская пехота и конница, сосредоточившись в трех группах около М. Шпица, Бишофзее и Третина, начали спускаться с высот и направились против фронта и левого фланга войск князя Голицына. Первый удар пруссаки направили на гренадерский полк Обсервационного корпуса, атакуя его сначала с фланга, а затем с фронта войсками, успевшими подойти со стороны Третина. Шуваловские гренадеры не выдержали стремительного натиска многочисленного противника и в полном беспорядке бросились с Мюльберга к болотистому берегу Одера, увлекая за собою и прочие полки Обсервационного корпуса, которые, переменив фронт и образовав две линии, могли задержать неприятеля лишь на самое короткое время.
С занятием Мюльберга королем были достигнуты немаловажные результаты: силы обеих армий почти уравновешивались – русская армия сразу уменьшилась в своем составе на 15 батальонов и 42 орудия; нравственный дух прусских войск от этого первого блестящего успеха поднимался; после занятия Мюльберга Фридрих II получил возможность продольным огнем обстреливать русскую армию именно в то время, когда последней, столь мало способной к маневрированию, предстояло под выстрелами, по частям, переменять фронт налево; когда ей приходилось под тем же огнем массировать войска на тесной площади Б. Шпица, вследствие чего ни один выстрел противника не пропадал даром; наконец, присутствие прусской конницы и батарей на М. Шпице обязывало русских беречь и свой фронт, т. е. готовиться к бою на два фронта. К счастью, теснота на Мюльберге не дала возможности прусским батареям развернуться на этой горе в значительном числе.
Главнокомандующий приказал генералу Панину переменить фронт налево крайними полками обеих линий и усилил их гренадерскими ротами корпуса Лаудона. Общее начальство над этими войсками было поручено генералу Брюсу, которому приказано поддержать князя Голицына. Узкий хребет не позволял вытянуть в одну линию более двух полков, а потому следующие полки 2-й линии получили приказание образовать новые линии позади Брюса. Таким образом, образовалось шесть линий, выстроившихся поперек бывшего фронта позиции.
Генерал Брюс не только двинулся на поддержку Голицына, но и произвел контратаку, однако безуспешно: Мюльберг обратно не был взят; тем не менее дальнейшее наступление Фридриха II было задержано. Эта задержка имела чрезвычайно важное значение для дальнейшего хода боя, так как с потерею сильной батареи на Б. Шпице, защищаемой графом Румянцевым, едва ли русские могли бы держаться на центральном участке своей позиции.
Сосредоточение остатков корпуса Голицына у западного подножия Мюльберга, сосредоточение там же русских конно-гренадер указали пруссакам, что болота Одера не так непроходимы, как предполагали. Вследствие этого прусские войска, бывшие у Третина, решили атаковать в тыл участок нашей позиции, где первоначально располагалась 2-я линия войск, занимавших Б. Шпиц.
Одновременно с атакой со стороны Третина Фридрих II решил форсировать переход через Кунгрунд. Для этого им выдвинута была на край оврага сильная батарея для фронтального и вместе с тем продольного обстреливания Б. Шпица; пехота же была выстроена на Мюльберге линия за линией. Наконец, особая колонна готовилась к атаке со стороны Кунерсдорфа. В это же время конница Зейдлица приготавливалась атаковать центр нашего расположения со стороны прудов, лежащих южнее Кунерсдорфа.
Сначала неприятельская батарея выехала на одну очень удобную высоту на правом берегу р. Гюнер и открыла огонь по нестройной толпе шуваловцев, которая быстро стала отходить к Ротефорверку. Тогда войска обходной колонны перешли р. Гюнер, благополучно прошли по лежащему на их пути болотистому участку, подошли к Кунгрунду и бросились на высоты в двух направлениях: пехота – правее, а конница – левее, ближе к оврагу. Правая прусская атака встретила блестящий отпор, участие в котором приняли 5 полков пехоты (три из второй линии центра и два прибыли с Жидовской горы), шуваловские гаубицы и австрийская артиллерия. Общими усилиями этих войск правая колонна пруссаков (пехота), осыпаемая градом ружейных пуль, а также картечью с фронта и фланга, с громадными потерями, в полном беспорядке, бесповоротно отброшена назад.
Левая атака пруссаков у Кунгрунда, т. е. атака конницы принца Вюртембергского, сперва была успешна. Неудержимо бросились прусские латники на фланг ближайшего к ним пехотного полка, сбили его и затем вынеслись на площадь Б. Шпица; вместе с ними, с фронта, через овраг Кунгрунд бросились и войска, находившиеся на Мюльберге, а со стороны Кунерсдорфа показались войска атакующего. В эту критическую для союзников минуту граф Румянцев и Лаудон схватывают бывшие у них под рукой три слабых полка конницы, бросаются с ними на прусских кирасир и опрокидывают последних с высот.
Атака короля на Кунгрунд с фронта сначала также была удачна: его войска успели уже взобраться на Б. Шпиц, но не могли продвинуться даже до места, занятого полком, составлявшим крайнее прикрытие слева укрепления этой горы, переход которого в руки неприятеля так решительно повлиял бы на ход сражения. Наши гаубицы успели занять выгодную позицию и с большим успехом расстреливали густые массы прусских войск на Мюльберге, а 3 полка, пришедшие с Жидовской горы, задержали наступление противника. Таким образом, маневры короля не дали благоприятных результатов, и Фридрих принужден вести простой фронтальный бой, сбивать шаг за шагом русские войска, прибывавшие все в больших и больших силах с Жидовской горы.
При этих условиях весьма понятно, что атака конницы Зейдлица во фланг массы русской пехоты, столпившейся на Б. Шпице, была единственным средством в руках короля для одержания победы. Но теперь, когда удержание укреплений Б. Шпица было обеспечено, атака эта для Салтыкова не была опасна, и он вправе был сказать, что теперь «можно уже было баталию почитать одержанною».
Зейдлиц отлично понимал создавшееся положение дел и долго не решался атаковать; лишь уступая настойчивым требованиям короля, он двинул свою конницу. Поле для атаки прусской конницы западнее прудов у Кунерсдорфа было вполне удобно: переход через пруды, развертывание и разбег хотя и были под артиллерийским огнем, но при тогдашней действительности последнего это была относительно легко разрешимая задача для образцовой кавалерии. Ей оставалось только довершить сильный удар на окопы, занятые нерасстроенною пехотою, под личным начальством Румянцева, что и являлось труднейшей задачей.
Зейдлиц перевел всю свою конницу через пруды восточнее Кунерсдорфа, развернул ее на глазах у русских и затем бросился на окопы Б. Шпица. Атака Зейдлица «под сильным пушечным огнем с наших батарей» была моментально отбита с большим уроном. В трех местах, выйдя с неудобной для ее действия позиции, союзная конница устремилась за расстроенною прусскою кавалериею. Регулярная кавалерия отыскала себе выход со стороны Лаудонова оврага, а бывшая на правом фланге – около Франкфуртского леса. Уже после того как Зейдлиц успел укрыться за прудами, почти вся конница союзников выстроилась в следующем порядке: австрийские гусары – впереди и левее батареи на Б. Шпице; под прямым же к ним углом – русская регулярная конница в две линии. Общее начальство над этими частями принял Лаудон; позади него сосредоточилась конница графа Тотлебена. Воспользовавшись отбитием атаки Зейдлица, 4 русских полка под начальством бригадира Берга, стремительно перешли в наступление против пруссаков, успевших утвердиться на восточной оконечности Б. Шпица.
Поддержанный еще 4-мя полками, бригадир Берг заставил противника отступить за Кунгрунд и навел панический ужас на толпы пруссаков, которые занимали Мюльберг и к тому же несли громадные потери от губительного огня русской артиллерии, в особенности – шуваловских гаубиц, удачно поставленных Бороздиным. При таких условиях прусская пехота, конечно, не могла оказать никакого сопротивления наступавшим русским войскам, в самое непродолжительное время штыками очистившим Мюльберг и прочно утвердившимся на прежней позиции.
Фридрих, видя паническое бегство своей пехоты, решил сделать последнее отчаянное усилие и пустить в дело все, что оставалось у него под рукой, т. е. конницу Зейдлица и несколько эскадронов лейб-кирасир. Русская конница с тремя австрийскими полками отошла к Франкфуртскому лесу. Зейдлиц вторично перевел свою конницу через пруды и снова бросился на окопы. Но атака была доведена только на половину пушечного выстрела от ретраншемента: огнем артиллерии и атакою союзной конницы слева Зейдлиц вторично был отброшен назад.
Желая хотя бы немного задержать наступление русских, Фридрих приказывает двум эскадронам лейб-кирасир атаковать головные полки контратаки русских, но «слабость в неприятеле уже так велика была, что одних чугуевских казаков довольно было сии два эскадрона истребить. Посему неприятельская армия в совершенное бегство обратилась». К 7 час. вечера поражение прусской армии было полное, однако и победители, ведшие бой в необычных для них условиях в течение целого дня, пришли в сильное расстройство. Это и было причиною того, что победа не была завершена энергичным преследованием.
Только австрийская конница и, главным образом, не бывшая в деле легкая конница графа Тотлебена была в готовности для преследования. Генерал Лаудон двинулся за разбитою им конницею Зейдлица на юге, а граф Тотлебен – на Бишофзее к Герицу, т. е. в самом важном направлении. Преследование союзной кавалерии прекратилось на крайних границах поля сражения, и энергического преследования вне поля сражения не было ведено совсем ни Тотлебеном, ни Лаудоном. Вся союзная армия заночевала на поле сражения, разбросанная от Мюльберга до Жидовской горы, на пространстве до 5 верст.
В первой, наскоро составленной, реляции главнокомандующий засвидетельствовал, что «если найдется где победа ее славнее и совершеннее, то, однако, ревность и искусство генералов и офицеров, и мужество, храбрость, послушание и единодушие солдатства должны навсегда примером остаться…»
Но эта блестящая победа стоила нам громадных жертв. Союзники потеряли 15 тыс. (13 тыс. русских и 2 тыс. австрийцев), т. е. 25%, а пруссаки – 17 тыс., т. е. 34%. Трофеями Кунерсдорфской победы были: 26 знамен, 2 штандарта, 172 орудия и большое количество огнестрельных запасов, из коих одних патронов более 93 тыс.
Отсутствие преследования со стороны Салтыкова после Кунерсдорфской победы привело к тому, что прусская армия к 3 августа сосредоточилась у Фюрстевальде, непосредственно прикрывая Берлин. Но впечатление от поражения было настолько сильно у пруссаков, что в Берлине, как и в прусской армии, царила паника, а немедленное наступление Салтыкова к Берлину могло бы без особого труда закончиться взятием столицы гениального короля.
Однако наступления к Берлину не последовало, виновником чего является австрийский главнокомандующий. Тем не менее, Кунерсдорфское сражение является одним из славных подвигов русской армии и служит показателем высокого уровня военного искусства России в одну из тех эпох, когда у нас не было военного гения, деятельность которого придает блеск военным операциям и скрашивает до некоторой степени недостаток искусства у его современников.
Вследствие настояния Дауна, с которым русский главнокомандующий должен был считаться, согласно указаниям Конференции, 19 августа Салтыков очистил Франкфурт. Дальнейшие настояния Дауна и его отказ действовать совместно с Салтыковым заставили последнего в конце октября двинуться на зимние квартиры к Нижней Висле, куда русская армия и прибыла в декабре.
Исследование ординарного профессора Императорской Николаевской Военной Академии Генерального штаба полковника А.К. Баилова, из книги «История русской армии», М., «Эксмо», 2014, с. 99 – 103.
Кунерсдорфское сражение 12 августа 1759 года - одно из наиболее прославленных сражений Семилетней войны, завершившееся разгромом прусской армии Фридриха II русско-австрийскими войсками. Произошло у селения Кунерсдорф в Силезии (ныне Куновице на западе Польши) в 4 км на восток от города Франкфурт-на-Одере.
1 августа (12 августа по новому стилю) 1759 года в 9 часов утра прусская артиллерия, хорошо расставленная и легко достающая русские позиции, открыла огонь по левому флангу, через час ей ответила русская артиллерия. Размещенная за деревней, в низине, плохо подготовленная, она становится легкой мишенью для прусских пушек и гаубиц. Большинство прислуги погибает, не успев сделать и единого выстрела. Заметив, что левый фланг не укреплен, Фридрих II около 11 часов утра отдает приказ прусским войскам превосходящими силами атаковать левый фланг русской армии. Пруссаки легко овладели русскими батареями. Русским пришлось отступить так, что деревня, находившаяся до битвы посередине их войска, оказалась позади пруссаков. Салтыков всё время стягивал к центру дополнительные силы главного резерва и часть войск правого фланга.
К 6 часам вечера Прусские войска овладели всеми русскими батареями, захватили 180 орудий (из которых 164 вернутся союзникам в конце боя) и 5 тысяч рядовых. Победа прусского короля была несомненна, и он приказал доставить радостные вести в Берлин. В знак победы Фридрих II также приказал увести с собой пленных и отбитые у русских орудия. Жара и продолжительный изнуряющий бой сделали своё дело, войска устали до изнеможения.
Битва возобновилась на Еврейском кладбище за покинутую русскую батарею. Несколько раз безуспешно солдаты Фридриха II пытались взять крутую высоту Шпицберг, на которую Салтыков переместил резервы с высоты Юденберг. Наконец, стремясь переломить ситуацию в свою пользу, Фридрих II бросил в бой свою конницу, считавшуюся тогда лучшей в Европе. Однако рельеф местности ограничивал её маневренность и она не смогла должным образом развернуться. Пруссакам пришлось отступить под градом пуль и картечи. Хотя драгуны принца Вюртембергского прорвались на Шпицберг, русские их сбросили оттуда картечью из пушек. Несколько прусских генералов получили ранения, сам король был на волосок от смерти, золотая готовальня, лежавшая у него в кармане, защитила грудь от пули, лошадь под ним убило ядром. Фридрих бросил в бой свой последний резерв - лейб-кирасиров, которых порубили чугуевские калмыки, а командира утащили в плен.
Видя, что резервы Фридриха II исчерпаны, Салтыков отдал приказ об общем наступлении оставшихся русских частей. Войско Фридриха II побежало к мостам где образовалась страшная давка. У Фридриха в строю осталось всего около 3000 человек, из 180 захваченных у противника орудий только 16 попали в Берлин, остальные орудия попали в руки австрийцев да к тому же ещё и 8 прусских орудий, которые пруссаки не успели спасти при отступлении. После боя Салтыкову принесли шляпу Фридриха, которая ныне как реликвия хранится в музее Суворова в Санкт-Петербурге.
В результате одержанной победы дорога для наступления союзников на Берлин была открыта. Пруссия оказалась на грани катастрофы. Фридрих послал в Берлин письмо с описанием ситуации. Впоследствии возник миф о якобы присутствующей в письме фразе: «Всё потеряно, спасайте двор и архивы!». Однако преследование не было организовано. Это дало возможность Фридриху собрать войско и приготовиться к обороне Берлина.
Сражение при Кунерсдорфе (1759 год)
Битва между русско-австрийской и прусской армиями 1 августа 1759 года на Кунерсдорфских высотах недалеко от Франкфурта-на-Одере в Пруссии стала одним из генеральных сражений Семилетней войны 1756–1763 годов. Эта война явилась продолжением череды непрерывных европейских войн первой половины XVIII века, вызванных взаимными территориальными притязаниями, в основе которых лежали политические, военные, экономические и национальные причины. В Семилетней войне приняли участие почти все европейские государства. В 1754–1755 годах англо-французское колониальное соперничество в Северной Америке вылилось в форму вооруженных столкновений, а в 1756 году Англия официально объявила войну Франции. Этот конфликт нарушил сложившуюся в Европе систему военно-политических союзов и вызвал внешнеполитическую переориентацию ряда европейских держав.
В середине XVIII века особенно агрессивный характер в Европе Приобрела внешняя политика Пруссии, значительно увеличившей к этому времени свою территорию в результате Северной войны 1700–1721 Годов и войны за Австрийское наследство 1740–1748 годов. Помимо Других причин, К территориальной экспансии соседних земель Пруссию, не имевшую колоний, толкало быстрое развитие ее мануфактурной промышленности и торговли. Вскоре после прихода к власти короля Фридриха II прусская армия становится одной из сильнейший Европе. Это дало Пруссии дополнительные основания претендовать на ведущую роль в европейской политике.
Амбиции Фридриха II вызвали опасения соседних государств, в том числе и России, для которой усиление Пруссии создавало реальную угрозу ее западным границам в Прибалтике. Начиная с 1740-х годов, в правящих кругах России обсуждалась идея ослабления Пруссии и ограничения ее экспансии путем дипломатического и военного давлением. В результате в разгоревшемся новом военном конфликте российское правительство решило выступить на стороне антипрусской коалиции.
Австрия, испытывавшая те же опасения, что и Россия, заключи с последней союзный договор еще в 1746 году. Вступив в военный конфликт с Францией, Англия в январе 1756 года заключила с Пруссией союзный договор. Это, в свою очередь, вынудило Австрию пойти на сближение с Францией, бывшей до этого ее непримиримым врагом в течение нескольких веков. К заключенному между ними в Версале оборонительному союзу в конце 1756 года присоединилась и Россия. Так образовались две коалиции европейских держав. Против Пруссии выступили Австрия, Франция, Россия, Швеция, Саксония. На стороне Пруссии - Англия и некоторые небольшие северогерманские государства.
Пруссия имела хорошо обученную и оснащенную 150-тысячную армию. Ее противники обладали значительно большими силами, но к 1756 году они не успели еще подготовиться к военным действиям (См.: Коробков Н. М. Семилетняя война. М., 1940. С. 53). Пользуясь этим, Фридрих II в августе 1756 года вторгся в Саксонию и оккупировал ее. В развернувшихся затем боевых действиях прусские войска в течение 1756–1757 годов нанесли ряд жестоких поражений австрийцам и французам. Однако вступление в войну России в 1757 году свело на нет все результаты прусских побед.
Летом 1757 года российские войска численностью около 65 тысяч человек под командованием генерал-фельдмаршала С. Ф. Апраксина сосредоточились в районе г. Ковно и в конце июня начали наступление в Прибалтику, имея стратегической целью овладение Восточной Пруссией. Военные действия развивались для России успешно, и уже в августе, одержав несколько побед, русские войска находились на подступах к столице Восточной Пруссии - Кенигсбергу. Однако 27 августа на военном совете армии решено было отступить из Восточной Пруссии, так как войска исчерпали свои припасы и далеко оторвались от основных баз снабжения. Кроме того, на принятие такого решения могли оказать влияние и дворцовые интриги в Санкт-Петербурге. Русские войска отступили и ушли на зимние квартиры в Курляндию.
В следующем 1758 году российская армия под командованием генерал-аншефа графа В. В. Фермера, сменившего в конце 1757 года Апраксина на посту главнокомандующего, вновь без особых трудностей заняла Восточную Пруссию. Затем она двинулась на запад, в Пруссию, где в августе 1758 года при селении Цорндорф произошло большое сражение между российскими и прусскими войсками. Обе стороны понесли серьезные потери, но продолжили военную кампанию в следующем году.
В 1759 году главнокомандующим российской армией, сосредоточенной в г. Познань, вместо В. В. Фермера был назначен генерал-фельдмаршал граф П. С. Салтыков. 26 июня 1759 года армия выступила на запад к р. Одер, в направлении г. Кроссен, намереваясь соединиться с австрийскими войсками. 23 июля 1759 года союзники встретились в г Франкфурт-на-Одере, за два дня перед этим занятом русскими войсками.
31 июля Фридрих II с армией в 48 тысяч человек, идя навстречу противнику с юга, переправился с левого берега р. Одер на правый и занял позицию восточнее селения Кунерсдорф, около которого находилась основная группировка русско-австрийских войск во главе с главнокомандующим Салтыковым. Готовясь к встрече с противником, союзные войска расположились на трех господствующих высотах, отделенных друг от друга оврагами и болотистой низиной. Эта позиция, защищенная рядами траншей и батареями, стоявшими на вершинах холмов, была достаточно сильной и выгодной для обороны - и в то же время неудобной для атаки со стороны врага. Численность находившихся здесь российских войск составляла 41 тысячу человек, австрийского корпуса, занимавшего третью линию обороны, - 18,5 тысяч человек. (См.: Морской атлас. Т. З. Описания к картам. М., 1959. С. 278.)
План Салтыкова, выбравшего эту позицию, заключался в том, чтобы заставить пруссаков наступать на хорошо укрепленный и расположенный на пересеченной местности левый фланг союзных войск, близ всех находившийся к противнику, измотать здесь его силы и затем, прочно удерживая центр и правый фланг, перейти в общее наступление. 1 августа в 3 часа утра войска Фридриха II начали маневрировать, подходя к левому флангу русско-австрийских войск и стремясь зайти им во фронт. В 9 часов утра прусская артиллерия открыла огонь левому флангу, в 10 часов ответила российская артиллерия, старавшаяся, прежде всего, подавить батареи противника. Около 12 часов прусские войска превосходящими силами атаковали левый фланг русской армии, потеснили русских с занимаемых позиций и заняли одну из высот, доминирующую на левом фланге. Поставив на ней свою артиллерию, которая сразу же начала обстрел, прусские войска после артиллерийской подготовки пошли в атаку на центральные позиции Салтыкова.
Завязался ожесточенный бой. Фридрих II бросал в атаку все новые и новые силы, но русские отбивали их, подводя к центру дополнительные силы главного резерва и часть войск правого фланга. Наконец, стремясь переломить ситуацию, Фридрих II бросил в бой свою конницу считавшуюся тогда лучшей в Европе. Однако рельеф местности ограничивал ее маневренность, и она не смогла должным образом разминуться на подходе к русским позициям. Встреченная массированным артиллерийским и ружейным огнем, она сразу же понесла серьезные потери, а затем русская и австрийская кавалерия атаковали ее с флангов. Не выдержав мощного удара, прусская конница, неся огромные потери, обратилась в бегство.
Напрягая последние силы, прусская пехота отчаянным броском захватила главную высоту правого фланга Салтыкова, где находилась сильная российская батарея, но вскоре была сброшена ответной контратакой. Через некоторое время уцелевшие части прусской конницы вновь пробились на эту вершину, но опять были выбиты объединенными силами союзников. Это явилось переломным моментом положения. Военные резервы Фридриха II были исчерпаны, сил для атак больше не оставалось. Увидев и поняв это, Салтыков издал приказ об общем наступлении, которое обратило обессиленного противника в бегство. Продолжавшееся около семи часов сражение закончилось сокрушительным разгромом прусской армии, остатки которой бежали за Одер.
В строю у Фридриха II осталось всего около 3 тысяч человек, 18 тысяч было убито и ранено, остальные рассеялись. В русских войсках потери составили 13 тысяч человек убитыми и ранеными, у австрийцев - 2 тысячи человек. (См.: Морской атлас. Т. З. Описания к картам. М., 1959. С. 279.)
После одержанной победы дорога для наступления союзников на столицу Пруссии - Берлин была открыта, однако по просьбе австрийского командования русские войска были переброшены для военных действий в Силезию. Только в конце сентября следующего 1760 года союзные войска подошли к Берлину. Численность русских соединений составляла около 24 тысяч человек, австрийских - 14 тысяч человек. Берлинский гарнизон вместе с подошедшими на помощь линейными прусскими войсками насчитывал около 14 тысяч человек. (См.: Морской атлас. Т. З. Описания к картам. М., 1959. С. 279.)
Общее наступление на Берлин было назначено на утро 28 сентября. Вечером 27 сентября на военном совете в Берлине было принято решение об отступлении, и той же ночью прусские войска оставили город. Утром 28 сентября 1760 года русская армия вошла в Берлин. Через три дня, 1 октября, российские части по приказу командования покинули прусскую столицу и ушли на соединение с главными силами у Франкфурта-на-Одере.
Россия продолжала кампанию до 1761 года, когда взошедший на престол после Елизаветы Петр III, благоговевший перед Фридрихом II, прекратил военные действия и приказал вывести российские войска из Пруссии.
1. Баиов А. К. Курс истории русского военного искусства. - СПб., 1909.
2. Голицын Н. С. Всеобщая военная история новых времен. - Ч. З. Войны второй половины XVIII века в Западной Европе. 1740–1791. Войны Фридриха Великого. - СПб., 1874.
3. Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. - Т.4. Новое время. - М., 1938. С. 318–319.
4. Драке Л. Л. О прусском памятнике на Куненсдорфском поле сражения. [СПб., 1910].
5. История военного искусства / Под общ. ред П. А. Ротмистрова. - М., 1963. - Т.1. -С. 140–143.
6. Коробков Н. М. Русский флот в Семилетней войне. - М., 1946.
7. Коробков Н. М. Семилетняя война (Действия России в 1756–1762 гг.) - М., 1940. С. 223–241.
8. Масловский Д. Ф. Русская армия в Семилетнюю войну. - Вып. 1–3. - М., 1886–1891.
9. Морской атлас/Отв. ред. Г. И. Левченко. - М., 1958. -Т.3.
10. Русская армия в Семилетнюю войну. - М - 1886.
Из книги 100 великих архитекторов автора Самин ДмитрийАНДРЕЙ НИКИФОРОВИЧ ВОРОНИХИН (1759-1814) О происхождении знаменитого зодчего Андрея Никифоровича Воронихина почти ничего не известно. В метрической книге Спасской церкви села Новое Усолье записано, что 17 (по новому стилю – 28) октября 1759 года у «домового Никифора Воронина
Из книги 100 великих любовников автора Муромов ИгорьИОГАНН КРИСТОФ ФРИДРИХ ФОН ШИЛЛЕР (1759-1805) Немецкий драматург, поэт и историк. По образованию хирург. После успеха пьесы «Разбойники» (1781) полностью посвятил себя литературе и завершил свои трагедии «Коварство и любовь» (1783) и «Заговор Фиеско» (1784). В Веймаре написал белым
Из книги Мысли, афоризмы и шутки знаменитых мужчин автора Душенко Константин ВасильевичЖорж ДАНТОН (1759–1794) французский политик-якобинец Отказываясь покинуть Францию ради спасения своей жизни: - Нельзя унести родину на подошвах своих сапог. * * * В ответ на вопрос судей якобинского трибунала о своем имени и адресе: - Моим местопребыванием скоро будет ничто;
Из книги Большая Советская Энциклопедия (КУ) автора БСЭФридрих ШИЛЛЕР (1759–1805) немецкий поэт Тот, кто ничего не боится, не менее могущественен, чем тот, кого все боятся. * * * Вселенная - это мысль Бога. * * * Всемирная история - это всемирный суд. * * * Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. * * *ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ Если мы отдаем
Из книги 100 великих дипломатов автора Мусский Игорь Анатольевич Из книги 100 великих разведчиков автора Дамаскин Игорь АнатольевичУИЛЬЯМ ПИТТ МЛАДШИЙ (1759–1806) Британский государственный и политический деятель, дипломат. Премьер-министр Великобритании (1783–1801) и (1804–1806). Подписал Версальский мирный договор (1783) с США, заключил торговый договор с Францией (1786). После Французской революции (17,89) был одним
Из книги 100 великих писателей автора Иванов Геннадий Викторович Из книги 100 великих композиторов автора Самин ДмитрийРоберт Бёрнс (1759–1796) Имена Шекспира, Байрона или Бёрнса в сознании русских людей соседствуют с именами Пушкина, Лермонтова, и мы не удивляемся, что британские поэты заговорили на нашем родном языке. Это произошло благодаря труду нескольких поколений переводчиков, но
Из книги Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Зарубежная литература XVII-XVIII веков автора Новиков В ИФридрих Шиллер (1759–1805) «…Шиллер, действительно, вошел в плоть и кровь русского общества, особенно в прошедшем и в запрошедшем поколении. Мы воспитались на нем, он нам родной и во многом отразился на нашем развитии», - писал Ф. М. Достоевский в статье «Книжность и
Из книги 100 великих казаков автора Шишов Алексей ВасильевичГеорг Гендель (1685–1759) Георг Фридрих Гендель родился в Галле 23 февраля 1685 года. Начальное образование он получил в средней, так называемой классической школе. Помимо такого основательного образования юный Гендель воспринял некоторые музыкальные понятия от наставника
Из книги Наградная медаль. В 2-х томах. Том 1 (1701-1917) автора Кузнецов АлександрИоганн Кристоф Фридрих Шиллер (Johann Christoph Friedrich Schiller) Разбойники (Die R?uber) (1781) Действие происходит в современной автору пьесы Германии. Сюжет разворачивается в течение двух лет. Драме предпослан эпиграф Гиппократа, который в русском переводе звучит так: «Чего не
Из книги 100 знаменитых сражений автора Карнацевич Владислав ЛеонидовичСтепан Фёдорович Балабин 2-й (1763, 1756 или 1759–1818) Генерал-майор. Командир Атаманского казачьего полка в войнах против наполеоновской ФранцииПроисходил родом «из протопопских детей Войска Донского», из старинной казачьей станицы Раздорской. На действительную службу
Из книги автора1759 г. Эпинус, Симмер В 1759 году в Петербурге опубликована работа академика Франца Эпинуса «Tentamen theoriae electricitatis et magnetismi», которая объясняла опыты Кантона и Франклина на основе «действия на расстоянии», теория «истечений», сохранявшаяся со времен Декарта, уходила в прошлое.
